Две жизни одна Россия - Николас Данилофф

знал: если обвинение будет все-таки предъявлено, это создаст трудности для скорого решения вопроса по дипломатическим каналам, и очень надеялся, что советские власти не предпримут подобного шага.

Я считал дни: во вторник, девятого, меня должны выпустить… А сейчас предстояло принять душ, и это должно было принести хоть какое-то облегчение: впервые за неделю почувствую себя чистым.

* * *

Тем временем в другой половине света колеса правительственной политики начинали приходить в движение. Мой арест произошел в не слишком удобное время года: конец августа — это дни каникул для главных лиц в администрации Рейгана. Сам президент находился в Санта-Барбаре, на Тихом океане, государственный секретарь Шульц — в Богемской Роще в северной Калифорнии; Марк Паррис, глава Советского отдела в Госдепартаменте, тоже отсутствовал. А Ларри Спике, представитель Белого дома, сделал заявление, что, несмотря на мой арест, приготовления к встрече в верхах будут продолжены, что безусловно укрепило у советских властей ощущение безнаказанности.

В Москве политическая картина была совсем иной. Горбачев, правда, уехал в летний отпуск, но его главные помощники оставались на местах, включая Анатолия Добрынина, который на протяжении более чем двадцати лет был послом Советского Союза в Соединенных Штатах, а сейчас выполнял роль ведущего советника Горбачева по иностранным делам.

В конце первой недели моего ареста Совет национальной безопасности в Вашингтоне создал подкомитет, который следил за развитием событий и готовил материалы для президента к его возвращению из Санта-Барбары. Эта группа под началом советника по национальной безопасности Элтона Кила вытащила на свет Божий из папок три дела, похожих на мое. Они состоялись в течение последних двадцати пяти лет. Каждое из них начиналось с ареста советского шпиона в Соединенных Штатах, за которым следовало взятие органами КГБ американского заложника, чтобы можно было начинать "торговлю".

Самый недавний случай был в мае 1978 года, когда ФБР задержало в штате Нью-Джерси двух советских граждан, не имеющих дипломатического иммунитета. Один из них — Владик Энгер, помощник заместителя Генерального секретаря ООН, другой — Рудольф Черняев, сотрудник секретариата ООН. Они обвинялись в попытке приобрести секретную информацию о противолодочной защите у офицера военно-морских сил США. Москва ответила на это две недели спустя арестом Ф.Джея Кроуфорда, представителя компании "Интернешнл Харвестер", и обвинением его в незаконных валютных операциях. После напряженных переговоров советские граждане были освобождены под опеку посла Добрынина, а Кроуфорд передан в посольство США в Москве послу Малколму Туну. Затем Арманд Хаммер посетил Брежнева в Крыму, склоняя его к скорейшему разрешению этого вопроса на благо обеих стран.

Брежнев все же немного пошумел, а в сентябре состоялся суд на Кроуфордом. Он был признан виновным, приговорен к пяти годам заключения условно и выслан из Москвы. Советские власти утверждали при этом, будто у них было "джентльменское соглашение" с американской стороны насчет скорого и благоприятного решения вопроса о задержанных советских гражданах. Американцы отрицали это. Энгер и Черняев предстали перед федеральным судом и были приговорены к пятидесяти годам заключения за шпионаж. Москва опротестовала приговор, назвав его чудовищным, и переговорщ продолжались еще полтора года. Посол Добрынин предложил обмен этих людей на двух американских граждан, отбывающих заключение в Москве по делу о наркотиках. Вашингтон отверг предложение. После повторных дипломатических "торгов" Москва согласилась в конце концов освободить в обмен на своих шпионов пять выдающихся диссидентов.

Остальные два подобных дела касались профессора Баргхорна (1963 год) и Пола Сьеклоча, бизнесмена из Калифорнии (1972 год). В первом случае президент Кеннеди добился освобождения ученого из Йельского университета, лично уверив Хрущева, что профессор никакой не шпион. Хрущев, питавший тайное уважение к Кеннеди, внял его ручательству, и профессор был освобожден "по гуманным соображениям". По словам Юрия Носенко, перебежчика из КГБ, знакомого с этим делом, Хрущев жестоко выругал тех, кто затеял все это по отношению к его "другу Кеннеди".

В Совете национальной безопасности рассчитывали, что и мне смогут помочь заверения нашего президента. Проверив и убедившись, что я не состою на секретной службе, они подготовили письмо на подпись Рейгану, которое отправили уже четвертого сентября. В нем президент убеждает Горбачева найти решение этой внезапно возникшей проблемы без ущерба для советско-американских отношений. В письме говорится: "Я лично заверяю вас, что господин Данилофф никак не связан с правительством Соединенных Штатов".

Первая попытка со стороны Америки оказалась бесплодной. Советские власти упорно желали возвращения своего человека. А у Горбачева, в отличие от Никиты Хрущева, не было особых симпатий к американскому президенту. Кроме того, советские органы безопасности, у которых долгая память, не забыли своего поражения в деле с профессором Баргхорном. Профессора-то выпустили, а их агент, Игорь Иванов, получил десять лет. Не следует также Горбачеву обращать внимание и на дело Энгера — Черняева — Кроуфорда. Брежнев тогда, под влиянием Хаммера, проявил слабость, подорвал основы сделки — не отправил Кроуфорда в лагерь. А ведь какое преимущество над Белым домом можно было заиметь, если бы американец "гнил" где-нибудь в Сибири!.. Кремлю следует предпочитать обмен "так на так", один на один — как в деле Маркелова — Съеклоча.

Такими и должны быть взгляды Горбачева на равенство и взаимность в отношениях. Дело 1972 года произошло как раз накануне переговоров на высшем уровне, как сейчас. И обе стороны сумели тогда уладить его тихо, без лишнего шума. Почему бы не применить теперь ту же тактику?..

В то время как мы со Стасом готовились к походу в тюремную "баню", над двумя государствами сгущались тучи. Ответ Горбачева на письмо Рейгана, последовавший через два дня, разозлил президента. Советский лидер не только не соглашался на мое одностороннее освобождение, но и отвергал заверения президента в моей невиновности. Горбачев заявлял, что я злоупотребил своим статусом иностранного корреспондента, и заканчивал ответ словами, что "в настоящее время проводится следствие, только после которого мы сможем прийти к какому-то заключению". В то же время он выражал уверенность в том, что дело Захаров-Данилов не повлияет в отрицательном смысле на предстоящую встречу на высшем уровне.

В тот же день президент Рейган разразился ответом, который еще больше приблизил обе супердержавы к конфликту. Президент писал: "Я дал заверения в том, что он (Данилофф) не занимается ровно никакой деятельностью по поручению правительства Соединенных Штатов. Его дальнейшее задержание мы вынуждены рассматривать только как попытку советских властей создать враждебность в наших отношениях и должны будем реагировать соответственно".

В согласии с дипломатической практикой, Белый дом хранил молчание по поводу этих обменов посланиями. Однако пятого сентября на праздновании 350-летия Гарвардского университета государственный секретарь Шульц позволил себе