Мой отец нарком Берия - Серго Берия

Фронтовики подтвердят: непростое это дело – не растеряться при налете вражеской авиации, тем более если видишь эти самолеты впервые. И в человека впервые стрелять тяжело. А что испытывает новичок, когда видит идущий на него танк?

Не надо упрощать. Можно сколько угодно говорить о стратегии, о просчетах военачальников, но нельзя забывать о тех, кто призван осуществлять замыслы полководцев. Уже через три-четыре месяца армейские части дрались отлично. Факт общеизвестный и никого не удивляет. Это была уже не та армия, которая вступила в бой 22 июня, не имея опыта реальных действий.

Разумеется, отступление сорок первого нельзя объяснить только этим. Были и иные причины. Я не ставлю перед собою задачу представить на суд читателя очередное исследование на эту тему – пусть историю войны пишут историки. Но внести ясность в некоторые вопросы, убежден, стоит, тем более когда речь идет о прямой фальсификации известных многим событий.

Итак, миф первый, о том, как немцы застали нас врасплох. Для справки: ни один пограничный отряд, ни одно армейское соединение, нацеленное на контрудар, противником врасплох застигнуты не были. Скажем, вышли же части наших войск к Кенигсбергу. И на юге враг не прошел. Почему?

Бытует еще одно утверждение: Советский Союз якобы не был готов к войне. Неверно это. Достаточно подсчитать вооружение, которое мы имели в первом эшелоне наших войск, и утверждение рассыпается, как карточный домик.

– Как же так? – спросит читатель. – И самолетов хватало, и танков было предостаточно, а немцы до Волги дошли.

Причин, повторяю, немало. Возможно, одна из них лежит в самой доктрине встречных ударов. Ведь как думалось: пусть ударят, а мы уж затем…

Нельзя сказать, что доктрина эта неверна в принципе. Так ведь потом и воевали. И неплохо, как известно. А сколь приемлема была она тогда – вопрос. Постфактум можно рассуждать и так: будь у нас обычная оборона, не рассчитанная на эти контрудары, потери, возможно, были бы меньшими, да и немцы продвигались бы медленнее. Кто знает… Во всяком случае, можно утверждать, что доктрина встречных ударов оказалась неотработанной и для командного состава той поры неприемлемой.

Наша армия была, к сожалению, не готова к мобильной войне с широким взаимодействием танковых соединений с авиацией, с фланговыми прорывами, окружением войск и т. д. Все это, кстати, проявилось еще в финскую войну. Многое до июня сорок первого удалось изменить, но полностью подготовить войска к современной войне все же не удалось. Хотя, повторяю, руководство армии в лице Тимошенко и Жукова сделало немало.

Полагаю, война с Финляндией, о которой почти ничего не известно и по сей день, имеет самое прямое отношение к теме. Именно после нее началась коренная перестройка в Красной Армии.

Из официальных источников:

Итог той «войны незнаменитой» – 53 522 убитых советских солдата и офицера, 163 772 раненых, свыше 12 тысяч обмороженных, 16 208 пропавших без вести, более пяти тысяч пленных. Советские исторические источники утверждают, что столь же серьезный урон понесли советские войска и в боевой технике. Фронтовая авиация лишилась 540 машин, только 7-я армия при прорыве главной полосы линии Маннергейма потеряла 1244 танка.

Потери финской стороны по западным данным составили почти 20 тысяч убитыми, свыше 40 тысяч ранеными, и 3273 человека пропали без вести. В советский плен попало немногим более тысячи финских солдат и офицеров. После подписания мирного договора все они возвратились на родину.

Как стало известно лишь недавно, в Финляндии находится по меньшей мере 76 братских захоронений советских военнопленных, погибших в финских лагерях с конца 1939 года.

Территориальные претензии Финляндии Советский Союз предъявил 31 октября 1939 года. Как известно, наши соседи возвели вдоль границы, проходящей по Карельскому перешейку, всего в тридцати с лишним километрах от Ленинграда, систему мощных укреплений, известную как линия Маннергейма. Советское правительство потребовало провести демилитаризацию приграничных районов и переноса границы на 70 километров от Ленинграда, ликвидации военно-морских баз вблизи наших границ в обмен на значительные территориальные уступки. Территорию в 2700 квадратных километров вблизи Ленинграда предлагалось обменять на 5500 квадратных километров в Карелии. Переговоры проходили трудно и желанного результата не дали.

29 ноября, воспользовавшись пограничным инцидентом, Советский Союз расторг договор о ненападении с Финляндией, и на следующий же день крупные силы советских войск перешли границу. Против Финляндии была развернута армия в 450 тысяч человек, тысячу танков, 1700 орудий, 800 самолетов.

Лишь в конце февраля советским войскам удалось прорвать оборону противника и овладеть Выборгом. Только под Раатеен Портти финскими войсками были разбиты две дивизии Красной Армии. Такая же участь постигла и переброшенную из-под Житомира 44-ю «украинскую» дивизию. Пирровой победой назовут много лет спустя наши историки подписанный 12 марта 1940 года мирный договор между СССР и Финляндией, по которому граница севернее Ленинграда отодвигалась за Выборг.

Любопытен, на мой взгляд, один документ, процитированный советской прессой несколько лет назад. Строго говоря, документом его можно назвать лишь условно, учитывая то немаловажное обстоятельство, что речь идет о материалах засекреченного до сих пор «Дела Л. П. Берия». Среди многочисленных обвинений в адрес отца, бывшего наркома внутренних дел было и такое: «Берия призвал ближайших помощников к коренному пересмотру не только всей истории Великой Отечественной войны, но и событий предвоенных лет. Он довольно бесцеремонно высмеял способы ведения войны с Финляндией, что вот, дескать, если бы Сталин прислушался к его предупреждениям и советам, этой ошибочной войны можно было бы избежать вовсе. Ну а коль уж начали боевые действия, то нужно было опять же слушаться его, Берия, действовать по его исключительным по своей продуманности и верности планам, что помогло бы предотвратить значительные потери».

Отец никогда не считал себя военным специалистом и не навязывал своей точки зрения на эти вопросы ни Сталину, ни военным. Что же касается того, что той войны можно было бы избежать, это верно. Но даже начав войну, советские войска могли не нести столь тяжелых потерь. Историки тщательно замалчивают один факт. Не было никакой необходимости в штурме линии Маннергейма. Отец докладывал, что побережье Финляндии не прикрыто. Достаточно было бросить морской десант… Здесь его, кстати, поддерживал адмирал Кузнецов. Возможно, это и была идея наркома Военно-Морского Флота. Не берусь судить.

Флота как такового у противника не было, авиации – тоже. Словом, по мнению отца, никаких препятствий для высадки с моря не было. Но, разумеется, операцию необходимо проводить в таких случаях быстро. К сожалению, события развивались по-другому. Наши войска оказались не готовы к оборонительной войне с кинжальными ударами против нас, которую вела Финляндия.

Отец располагал разведданными о том, что французы и англичане в ответ на нашу агрессию готовят 100-тысячные корпуса для поддержки Финляндии. Один из них предполагалось использовать на северном фланге, другой должен был ударить с Ближнего Востока по Кавказу. Когда Сталину были доложены эти материалы, он сказал, что надо любыми средствами заканчивать эту войну, но так, как нам надо. Имелось в виду обезопасить Ленинград.