Угадай кто - Крис Макджордж

Ноль.

Оглушительный взрыв, ослепительно-белая вспышка – таков был ответ.

1992 год

Тело висело посередине комнаты. Странное материальное тело в странном месте, словно призрак чего-то несуществующего. Оно висело и слегка покачивалось. Сначала он подумал, что учителя раскачивает легкий ветерок, врывающийся через открытое окно. Однако потом пришел к выводу, что тело билось в петле.

Он стоял в проходе распахнутой двери не в силах пошевелиться. В классе царил беспорядок: перевернутые столы, разбросанные бумаги, брошенные стулья. Ничего общего с тем опрятным, убранным кабинетом, каким он был всего два часа назад на уроке математики. На белой доске еще оставалось уравнение, которое они решали на уроке. Войти сейчас в класс – все равно что погрузиться в глубины чуждого, мрачного мира, оказаться в котором у него не было ни малейшего желания.

По натуре он всегда был рассеянным человеком. Мать вечно ему на это пеняла. Вот и сейчас: забыл в классе тетрадку. Он уже возвращался домой, когда до него дошло, что она ему понадобится. В ней записано домашнее задание на завтра, и он, хоть убей, не мог вспомнить, какое именно.

Когда он вернулся в школу, в коридорах было тихо, лишь призраки детского смеха и криков витали меж стен. Все его товарищи давно ушли, и большинство учителей, кажется, тоже. Ему попался один только без особого энтузиазма драющий пол уборщик, незнакомый. Когда он проходил мимо, этот человек поднял голову, посмотрел на него с грустной улыбкой, словно извинялся за то, что он здесь.

Дверь в кабинет математики была приоткрыта. Он все-таки постучал из вежливости. Ответа не последовало, только дверь со скрипом приотворилась еще больше.

Тело мистера Джеффериса выглядело даже комично, словно кто-то повесил на крючок вешалки старую куртку с капюшоном. Глаза мертвые, лицо бледное, с красновато-лиловым оттенком, руки болтаются по бокам как плети. Ремень, охвативший шею мистера Джеффериса, едва виднелся за несколькими подбородками, но потом он все-таки разглядел и его. Потрескавшаяся, обесцвеченная кожа ремня туго натянулась. Его намотали на выступающую под потолком трубу. Учитель всегда жаловался на эту самую трубу, потому что стоило кому-нибудь на втором этаже спустить в туалете воду, как труба начинала шипеть. А теперь мистер Джефферис на этой трубе висит. Мертвый.

Он закричал, хотя и не сразу.

Услышал шаги за спиной, кто-то бежал к нему, а потом чьи-то руки крепко схватили его за плечи. А он, ощущая знакомый запах духов мисс Рейн и слыша, как она мягким голосом зовет его по имени, все не мог оторвать глаз от жуткой картины.

– Ради бога, что случилось? – спрашивала она.

Говорить он не мог, только указывал рукой. Увидел, что мисс Рейн поворачивает голову и тоже смотрит туда. А потом услышал и ее крик.

Следующие несколько минут слились в некое разноцветное мелькание вокруг. Он растерялся, сбился с толку и не понимал, что происходит. Вокруг носились какие-то люди, потом кто-то схватил его за руку и потащил в учительскую. Когда он открыл глаза, то увидел сидящую напротив мисс Рейн; она печально улыбалась, глаза покраснели от слез.

– Хочешь водички?

Ответить он не успел, она встала и направилась в кухонный уголок. Он услышал стук, посмотрел на свои руки: они дрожали. Попытался унять – ничего не вышло.

Мисс Рейн поставила перед ним стакан воды и снова села.

– Выпей. Тебе станет лучше.

Он взял стакан. Поднес к губам, расплескал, но самую малость. Сделал глоток, и к горлу подступила тошнота. Вода была холодная, прямо настоящая вода. Манящая. Он отпил еще и поставил стакан.

– Ну как, лучше стало?

Глупый вопрос, и мисс Рейн сама это поняла. Он не знает. Откуда ему знать? В английском языке нет слов, способных описать его состояние, – во всяком случае, ему такие слова неизвестны. И вообще, задавать подобные вопросы нечестно.

– Послушай, малыш, почему ты молчишь? Я же должна знать, как ты себя чувствуешь.

– Я…

Как много слов, слишком много. И зачем людям так много слов?

– Я забыл в кабинете математики тетрадку.

– И поэтому вернулся?

– Мне нужно взять ее, и все…

– Нет-нет…

– …и все будет в порядке.

Он замолчал – его неокрепший мозг работал слишком медленно. Думать он был не в состоянии. Не мог…

– Мистер Джефферис… – медленно проговорил он.

Мисс Рейн заплакала. Он не понимал. Не понимал, почему она плачет. Плачет и вытирает глаза рукавом.

– Да, я знаю. Все будет хорошо. Все будет нормально. Просто сейчас тебе нужно быть сильным.

Мисс Рейн развернулась и села с ним рядом. Он положил голову ей на плечо, и она обняла его. Так и сидели вдвоем и молча плакали.

Народу вокруг прибавилось. Он закрыл глаза, точнее, сощурил, как делали в кино. Слышал вокруг движение, громкий шепот. Мисс Рейн разговаривала с классной руководительницей. Потом послышались звуки сирен, все ближе и ближе, и кто-то с шумом вбежал в учительскую. Его обхватили сильные руки.

Он открыл глаза. Увидел лицо отца, совсем близко. Отец прижал его к себе, и он снова заплакал.

– Я сидел возле школы в машине, тебя поджидал. И тут увидел, как приехала полиция. Ты прости меня…

Отец снова обнял его, прижал к себе так сильно, что трудно стало дышать. Но сейчас это было именно то, что надо. Он чувствовал себя в безопасности и совсем успокоился. Как и всякий ребенок, когда отец рядом. Но в глубине души зародилось понимание: он больше не ребенок – ребенок умер вместе с мистером Джефферисом. Ребенок раскачивался под потолком кабинета математики со своим учителем.

Отец отстранился и заглянул ему в глаза:

– Давай поговорим, сынок. Как ты себя чувствуешь?

В глазах отца мерцали тени, словно отражение висящего под потолком учителя. Неужели теперь он будет видеть это везде и всегда?

– Что же ты молчишь? – В голосе отца чувствовалась тревога. – Скажи мне что-нибудь, Эрен.

1992 год

Следующие несколько дней прошли как в тумане. В тот день, перед возвращением домой, Эрену пришлось отвечать на вопросы полицейских, это длилось, как ему показалось, не один час, хотя на самом деле полчасика, не больше. Со временем что-то случилось, оно воспринималось совсем не так, как раньше. Пока он рассказывал, как нашел тело мистера Джеффериса, отец крепко держал его за руку. Полицейские не очень приставали к нему с подробностями. А самому думать о них совсем не хотелось. Он уже чувствовал, что воспоминание окукливается и уходит в подсознание, тем самым предохраняя его от душевных терзаний.

В последующие дни стала поступать информация. Джордж Джефферис умер. Повесился на собственном поясе в кабинете математики. Полиция сообщила: родители мистера Джеффериса признались, что их сын давно уже был чем-то расстроен, пребывал в депрессии. Эрен и не знал, что у мистера Джеффериса есть родители. Еще они сообщили, что у него были неприятности с деньгами и что он был очень одинок.