Место, где все заканчивается - Антон Грановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тетка захихикала. Юра с презрением посмотрел на нее и сказал:
– Дура пьяная!
Опухшие лица тетки и отца окаменели.
– Что-о?! – хрипло протянул отец, обретя наконец дар речи. – Ты что сказал, щенок?!
И тут что-то произошло. Юра взглянул в упор на раскрасневшуюся физиономию отца, и вдруг вся злоба, которую он копил в своей душе столько лет, вышла наружу. Ее было так много, этой злобы, что она больше не могла умещаться в его теле. Он больше не боялся боли, не боялся отца, не боялся ничего на свете!
Он шагнул к столу, схватил кухонный нож и одним движением приставил его к жилистой шее отца. Посмотрел ему прямо в глаза и медленно, четко проговорил:
– Еще раз меня тронешь – убью! Клянусь могилой мамы!
Несколько секунд отец и сын смотрели друг другу в глаза. Вдруг отец всхлипнул и плаксиво проговорил:
– Что же ты… На родного отца с ножом… Эх…
Юра швырнул нож в мойку, повернулся и вышел из кухни.
С тех пор отец никогда больше не грозил ему ремнем. И никогда больше к сыну и пальцем не прикасался.
Юрий Коренев рос и взрослел. Он видел, как его ровесники сохнут по девчонкам, с любопытством слушал их признания, но сам при этом всегда оставался холоден и лишь удивлялся тому, как нормальные пацаны под влиянием «любовных чар» вдруг становились похожими на плаксивых дурачков.
Думая об этом, Юра лишь пожимал плечами. Обделенным или ущербным он себя не чувствовал. Скорее наоборот.
Но однажды это приключилось и с ним. В тот вечер Коренев ехал в автобусе на занятия – в академию, куда он поступил год тому назад, на вечернее отделение факультета технической кибернетики.
Народу в автобусе было много – как всегда в это время. На повороте автобус сильно качнуло, и Юра едва не налетел на девушку, стоявшую рядом с ним. Девушка была славная – каштановые волосы, зеленые глаза, озорное личико.
«Славная девушка», – подумал Коренев. Взгляд его упал на отражение девушки в оконном стекле.
«Славная девушка…» – вновь подумал он.
И вдруг девушка повернулась, прямо посмотрела ему в лицо и спросила:
– Кому ты улыбаешься? Мне или ей?
– Что?! – опешил Юра.
Девушка прищурила зеленые глаза:
– Ты смотрел на мое отражение. И ты улыбнулся.
– Я?
– Ты.
– Я… не нарочно.
Юра вдруг растерялся. Девушка посмотрела на него испытующе. И тоже улыбнулась.
– А ты забавный, – сказала она. – Мы с тобой знакомы?
Он пожал плечами:
– Вроде нет.
– Ты постоянно ездишь в этом автобусе?
– Да.
– Я тоже. Наверное, я видела тебя раньше.
Девушка внимательно и беззастенчиво разглядывала Коренева, и под этим взглядом щеки Юрия запылали. Неизвестно, чем бы это все закончилось, но тут водитель объявил остановку.
– Мне пора выходить, – сказала девушка. – А тебе?
– Мне дальше, – ответил Коренев.
– Ты уверен?
Вопрос прозвучал как-то странно. И он был очень не прост, этот вопрос, так, по крайней мере, показалось Юрию.
Девушка перехватила рукой поручень и продвинулась вперед к выходу. Юрий смотрел на ее точеный профиль, на рыжеватые густые локоны, на кончик острого носа и пухлые губы, и чувствовал, что должен что-то сделать. Или – не должен? К растерянности примешивалось что-то еще, какое-то трепетное и тревожное чувство. Он смотрел на ее профиль, понимал, что это глупо – стоять вот так и пялиться на незнакомую девушку, но не мог отвести взгляд.
Автобус остановился, дверцы с шипением раскрылись. Девушка шагнула на ступеньку, но вдруг обернулась, уставилась Юрию в лицо своими зелеными мерцающими глазами и сказала:
– Ну? Ты так и будешь изображать столб или проводишь меня до дома?
– Я?!
Она фыркнула.
– Ты и правда смешной, – иронично произнесла она. – Но будет обидно, если ты окажешься дураком.
Девушка отвернулась и вышла из автобуса.
Секунду Юрий медлил… быстро метнулся к двери и выскочил на улицу – за мгновение до того, как двери с шипением сомкнулись у него за спиной.
Девушка неторопливо шла по тротуару. Впереди виднелся новый жилой квартал многоэтажек. Коренев нагнал ее, пошел рядом. Девушка повернула голову, взглянула на него снизу вверх. Сдвинула темные брови и холодно осведомилась:
– Тебе чего?
Юрий растерянно моргнул:
– Ты ведь сама…
– Что – сама?
Он нахмурился. Несколько секунд девушка строго смотрела на его обескураженное лицо и вдруг рассмеялась.
– Видел бы ты свою физиономию! Держи пакет!
Она сунула ему в руки пакет, повернулась и зашагала к многоэтажкам. Секунду или две он стоял с прежним ошарашенным видом, наконец двинулся с места и устремился следом за ней.
В тот вечер Коренев не попал на занятия, но вспомнил об этом только ночью, когда лежал в своей комнате, закинув руки за голову и глядя в темный потолок. Впрочем, для Юрия этот потолок не был темным, потому что видел он не потолок, а лицо. И еще улыбку. И глаза – зеленые, большие.
Девушку звали Вика, полностью – Виктория. У нее не было ничего общего с Кореневым. Она много говорила, много курила, много смеялась, все в ней было каким-то чрезмерным – веселость, остроумие, вспыльчивость и отходчивость. Она была похожа на искрящийся фонтан. Юрий смотрел на нее, слушал ее голос и понимал, что ничего прекраснее этого подвижного лица и этого хрипловатого (не от сигарет ли?) голоса он в жизни не видел и не слышал.
Они стали встречаться. Бродили по Москве, сидели на скамейках в скверах, прятались от дождя в кофейнях. И чем дольше продолжалось их общение, тем явственнее Юрий осознавал, что он все крепче привязывается к Вике и теряет ощущение независимости, но это его совершенно не напрягало.
Когда Вика простывала и сидела дома, она запрещала ему приходить, и тогда он не находил себе места. Он бродил по городу и не замечал, как ноги сами приносили его к серой многоэтажке, в которой жила Вика. Тогда он звонил ей из ближайшего телефонного автомата и говорил:
– Вика, я сейчас недалеко, хочу к тебе зайти.
– Ни в коем случае, – отвечала она сиплым от простуды голосом, – я сейчас растрепанная и страшная.
– Для меня ты не бываешь страшной, – с улыбкой говорил Коренев, глядя снизу на ее окна и радуясь тому, что слышит ее голос. – Короче, через пять минут я буду у тебя. Скажи, чего тебе не хватает для счастья, и я принесу.
Вика начинала горячо протестовать, но в конце концов смирялась и заказывала ему пирожных к чаю, и он покупал их – на все деньги, какие у него были, – и несся к ней.