Медик хороший, плохой, злой - Злой Медик

03.00

Звонок из приемного: СП привезла женщину с маточным кровотечением. Приводят старую знакомую, ситуация та же: кровянистые выделения незначительные, госпитализация не показана, рекомендации. Все официально, с заполнением амбулаторного журнала. Возмущению дамы нет пределов, ведь ее привезла скорая, но, выпустив пар, уходит.

10.00

Звонок из приемного: обратилась женщина с кровотечением. Приводят – опять она, увидев меня, мягко говоря, охренела, потом стала требовать заведующего. Но им тоже оказался я. Стала требовать другого врача, но, за неимением таковых, отказалась от осмотра и свалила.

16.00

Собираюсь домой, звонок из приемника: женщина с кровотечением, закрались сомнения, решил сам посмотреть – картина маслом. Увидев меня меняется в лице, разворачивается и молча уходит.

Больше ни разу не обращалась.

* * *

Надо думать, что говоришь людям, не связанным с твоей профессиональной областью.

Я пришла на вызов «частые схватки».

Смотрю сначала живот и головку не чувствую – опустилась. И говорю просто свои мысли вслух:

– Та-а-ак, головы нет…

Папа как подскочил и так испуганно:

– Да вы что, мы на УЗИ ходили, голова была!

Папе, конечно же, все объяснила.

* * *

Вызвали нас как-то на аллергию к мужчине 70 лет. Приезжаем. Хороший дом сталинской постройки, большая просторная двушка. Жена пациента: «Бахилы наденьте!» Надели. Сняли куртки, положили в кресло в коридоре (на вешалке нам не повесили – «мотаетесь по всяким домам грязным»). Проходим в комнату к пациенту. Комната по закону жанра: темная с тусклыми лампочками. Жалобы на зуд по всему телу. Выясняем – чешутся оба супруга, «наверное съели что-то». Сбор анамнеза, осмотр. Ну да, по всему телу элементы кожные. Снять ЭКГ? Ну конечно же. Ведь давно не делали. Дедушка откинул одеялко, «песок какой-то на простыне, пятна. Зина, надо белье поменять». Снимаю ЭКГ. Краем глаза мозг подмечает движение за ковром на стене. Начинает как-то подташнивать заранее. Отгибаю ковер. А там! Дом отдыха: «Клоповый рай»! Да в таком количестве, что ковер волнами ходит на стене. Понимаем, что в кровати не песок, а на простыне не пятнышки, а капельки запекшейся крови. Бежали мы оттуда, оказав скорую-скорую медицинскую помощь, с выпучеными глазами. Чесалась я до конца суток. Куртку на обработку отдала. А сдавая смену, в сумке с аппаратом ЭКГ – клоп. Зато «бахи-и-илы наденьте!»

* * *

Знаете, я буду искренен.

Не могу я так больше. Не могу. Хочу быть живым человеком. Хочу избавиться от внутреннего опустошения. Хочу залечить измученное тоской сердце, наконец. Будто себя потерял. Таскаю тело свое по улицам, на работу, с работы. А душу мою словно кто-то украл…

Сижу сейчас на работе в офисе за монитором. Обеденный перерыв, стук клавиатуры. На улице жара, в кабинете кондиционер. Вот и сообщение пришло о поступлении денежных средств на банковскую карту. Что ж, даже более чем достойно заработал. Но в последнее время мне просто невыносимо стало.

Прошло больше 2 лет с того момента, как я оставил работу фельдшером скорой, отработав в ней нимного-нимало 7 лет. Выгорел, сломался, возненавидел себя за потерянное время и за столь бесславный конец. Столько боли тогда было, гнева, ненависти, нервных срывов. Начал много пить после всей этой чертовщины.

И вот в один из дней за бокалом крепкого алкоголя, перечитывая в социальных сетях истории от «скоропомощников», вдруг неожиданно поймал себя на мысли:

«Я стал пить много не в период работы на скорой, а уже без нее. Без… нее…» И я не чувствую себя настоящим живым человеком ныне.

А что же тогда делает нас живыми? Деньги? Уютный кабинет и комфортные условия труда? Почет и уважение в обществе? Достойная зарплата? Нет! Не это. Людьми нас делают только настоящие чувства, эмоции.

Знаете, когда я работал на скорой, то это были настоящие чувства, яркие эмоции. Если смеялся, то громко, запрокинув голову вверх. Если был в гневе, то крушил все, что попадалось на пути. Если жалость, то до слез. Если любовь, то на всю жизнь.

А сейчас я офисный планктон. Растворился в бумажной волоките. И некоторые люди, которые меня сейчас окружают, тоже не кажутся мне настоящими, живыми. И я понимаю, что становлюсь похожим на них. Нет, не хочу. Не хочу быть таким. Ведь я совсем не такой, я знаю.

Я всегда выступал на защиту своих коллег-медиков, когда кто-то на нынешней работе начинал беспочвенно их в чем-то обвинять. Однажды в зашедшем споре о «нехороших» врачах, не найдя больше достойных обвинительных аргументов, один «товарищ» сказал мне:

– А ты, я гляжу, такой же гондон, как и они!

На что я посмотрел на него и ответил ему прямо, с внезапно возникшим комом в горле:

– Да, такой же, как они! И не такая сука, как ты… Это явилось переломным моментом, как оказалось. Скорая не оставляла меня ни на день, в мыслях, в переживаниях. И уже невозможно было быть по ту сторону от нее…

Недавно моя жена, понимая и видя мои тоску и переживания, обняла меня и сказала:

– Хватит себя мучить! Себя и меня. Наплюй на деньги, возвращайся туда, где действительно твое…

Это слова человека, который по-настоящему любит. Слова настоящего живого человека. Ведь она тоже фельдшер скорой и знает, каково это, оставить эту работу. Потому что сама уходила, но вернулась. А ведь я был против ее возвращения, в глубине души понимая, что, подпитываемый ее рассказами и «скоропомощными» историями, я сам могу сорваться и вернуться. Словно наркоман, не коловшийся несколько лет, но услышав лязганье иглы о железный лоток, побежавший за дозой. Я услышал свое лязганье.

Да, я фельдшер Скорой Помощи. Я болен медициной. Но нет ничего более настоящего для меня, чем заветные шесть огней над головой: солнца, луны и четырех проблесковых маячков. И нет ничего более живого, чем делать все возможное, чтобы кто-то жил дальше.

Вчера написал заявление на увольнение. Плевать на деньги и светлый кабинет с кондиционером и компьютером. Я просто хочу быть живым человеком. Тем, кто я есть на самом деле, а не кем хотел казаться…

* * *

В приснопамятном 2005 году поставили мне на бригаду интерна, назовем его Иван Ивановичем. Получив бойца, говорю ему, что, дескать, вы старший на бригаде, а я – санитар, масть приходящая, сижу, титульную часть в карточках заполняю. Дают по рации:

«Ж, 27, боль в груди». Приезжаем – отличный мастит двух недель отроду, 38,8, железы красные, налитые.

– Ваше мнение, коллега, – спрашиваю интерна. Боец с умным