Железный Совет - Чайна Мьевилль

Три дня скачут они через бедную каменную пустыню. Сгустки камня рассыпаются в прах под копытами лошадей, точно тающие комья тумана. Перед ними открытый карьер, где лежат тела подрывников и жандармов, и вход в тоннели. Там, внутри, валяются полые кости давно издохшего зверя-божества. Костный мозг превратился в руду, и среди нее живет маленькое племя думателей.

Кости бога хочет забрать концерн «Стрелолист». Но упрямые думатели перебили рудокопов и никого не пускают к себе. Жандармы дали охотнику задание — изгнать первобытных людей. 

Иуда наблюдает, как его спутник распаковывает свои химикаты. Он старается сохранять самообладание. Кругом неподвижность: ни птиц, ни облаков, ни даже пыли. Время тоже как будто остановилось. Иуда оборачивается и чувствует, как оно медленно возобновляет свой ход, пока охотник за головами смешивает масла и дистилляты в огромном котле, подвешивает его над костром, протягивает ко входу в пещеру кожаный шланг и закрепляет его на месте при помощи резины и шкур, которые запечатывают вход. Ночь идет на убыль. Рыжие отблески костра и медного котла то и дело ложатся на лица Иуды и охотника. Тот смешивает яды.

«Думатели в горной утробе, должно быть, ждут. Наблюдают», — думает Иуда. Они наверняка знают: что-то будет. Не в силах ничего с собой поделать, Иуда вспоминает копьеруков и их бесполезное сопротивление. Он спокоен, но червь сомнения гложет его, а странное создание внутри него — не совесть, но добродетель, чувствительность ко злу — разворачивается в полную силу. Он вздыхает.

— Лежать, — приказывает он ей. — Лежать!

Но странная тварь не унимается. Она шевелится внутри Иуды, вырабатывая гнев и отвращение, которые совершенно точно не принадлежат ему, но пропитывают его насквозь, так что Иуда разделяет их поневоле. Они прорастают внутри. Иуда думает о детенышах копьеруков и о думателях, притаившихся внутри небольшой горы.

Химикаты кипят и соединяются, а охотник продолжает добавлять вещества, пока красноватая жижа в котле не покрывается пузырями, которые, лопаясь, выделяют газ и едкий жирный дым, утекающие в пещеру. Охотник ждет. Ядовитый дым с воем втягивается в тоннель, жижа в котле яростно бурлит.

Гнев окончательно овладевает Иудой. Еще секунду он мешкает, но осознание того, что за это время целый кубический ярд смертоносного газа успел войти в тоннель, жжет его, как огнем, и он подходит к костру с наветренной стороны и опускает левую руку под крышку, в самый дым. Охотник за головами смотрит на него, пораженный, ничего не понимая.

Газ горячий и едкий. Кожа на ладони Иуды сразу лопается, и он кричит от боли, но не убирает руку, а превращает свой крик в заклинание и собирает всю энергию, которой он научился управлять, и все умения, подсмотренные у других, собирает в прозрачнейший самородок ненависти и мести, а потом выталкивает его наружу в таком могучем и чистом катарсисе, какого не испытывал никогда в жизни. Магическая энергия вырывается из Иуды и создает голема.

Голема из дыма, газа и отравленного воздуха.

Иуда падает, сжимая изувеченную руку. Из котла по-прежнему валит дым, но не всасывается в тоннель, а задерживается у кромки и сворачивается в отравленный клубок, а еще дым вытягивается из-под навеса и трубы обратно. Дым выползает из котла, протягивая полупрозрачные лапы, похожие на львиные или обезьяньи, которые то появляются, то исчезают; облако встает над котлом, шевеля двумя, тремя, четырьмя, одной лапой, потом они все пропадают, и газовая туча то ли идет, то ли катится, то ли летит против ветра прямо к охотнику за головами, повинуясь приказу, вымученному Иудой.

Он еще никогда не создавал ничего столь громадного. Голем получился неповоротливый и нестабильный, порывы ветра вырывают из него куски, так что он съеживается на ходу, но все же достигает охотника. Тот палит в голема, как будто не видит, что пули пролетают насквозь, пробуравливая в бесплотном существе узкие ходы с тянущимися из них спиральками газа, а Иуда за спиной голема двигает руками, заставляя его идти. За големом тянется шлейф газа. Он сжимает охотника за головами в своих объятиях, так что тот против воли должен дышать составляющей его субстанцией. Кожа нечеловека, все нежные внутренние мембраны покрываются нарывами и лопаются, и охотник захлебывается собственными разжиженными легкими.

Когда нечеловек испускает дух, Иуда велит тающему голему подпрыгнуть повыше и отдает его на волю ветров; голем, подергиваясь, улетает. Иуда перевязывает руку и снимает все ценное с трупа. Тот едва заметно пахнет газом.

Иуда не знает, какую часть поселения думателей успел отравить газ. Да, сегодня победа осталась за ним, но это ненадолго. Он знает, что концерн «Стрелолист» все равно заставит ТЖТ послать на это кладбище нового охотника за головами: тот придет, увидит следы неудавшегося отравления и этот труп. Думателей все равно сотрут с лица земли и вычеркнут память о них из всех анналов, но участвовать в этом Иуда не будет, даже наоборот — он хотя бы попытался противостоять этому.

Думатели обречены. Иуда жалеет, что не может ничего оставить для них. Вот если бы сделать для этих скал гигантского стража и погрузить его в сон — пусть проснется сам, когда будет нужен. Нелошадь умершего нечеловека сбегает в скалы, оставив пятно лишайника в форме животного.

«Здесь для меня все кончено, — думает Иуда; его руки дрожат, он весь дрожит. — Я убил человека или кого-то, очень на него похожего». Усилия, которых потребовало от Иуды колдовство, поддержание формы голема и, наконец, убийство, истощили его. Его трясет от страха и трепета перед совершенным: он убил человека, он сотворил голема не из глины, а из сгустившегося воздуха. «Все кончено для меня в этих дичающих землях. Это из-за нас они дичают». Он сам не верит тому, что сделал.

Иуда разбивает горшки, затаптывает дотлевающие угли и поворачивает назад, к железке.

Он бежит — железная дорога магнитом притягивает его. В каком-то богом забытом месте он наталкивается на еще не законченное земляное полотно. Его лошадь устала и дрожит в снежной пыли. Иуда направляется к холмам, в деревню, вблизи которой идет строительство.

Хотя рабочие всем обеспечены и палаточные бордели раскинулись даже здесь, вдали от поездов, землекопы и взрывники наведываются иногда в деревню козопасов, где за ними наблюдает Иуда. Несмотря на неодобрение старших, местные девушки гуляют с мужчинами из Нью-Кробюзона, а когда их родственники пытаются побить чужаков, то сами оказываются побитыми. Им остается лишь зализывать раны и молча терпеть вторжение.

— А что мы можем поделать? — говорят поселяне. Они заражены вялостью и долготерпением.

Необычайное спокойствие владеет Иудой с тех пор, как железная дорога прошла сквозь сто любимое болото. Точно сквозь стекло смотрит он на мир.

Для пастухов он — источник рассказов о городской жизни. Те не возражают, когда Иуда разбивает рядом с ними свою палатку. Они благодарны Иуде за то, что он не такая скотина, как мужики с вечного поезда. На ломаном рагамоле они задают множество вопросов.

— А правда, что от дороги молоко киснет?