Домик номер шестнадцать - Наталия Романова

- Медикаменты? Деньги? – Спросил Михаил. Он физически не мог молчать.

- Всё есть, - ответил врач. - Деньги приберегите, ещё понадобятся. Салфетки влажные можно передать через медсестру, воду, а пока езжайте домой. Раньше утра новостей не будет. Телефон для экстренной связи оставьте, - доктор протянул больничную карту и показал, где написать номер. – Просто на всякий случай. Так положено, - последнее он проговорил успокаивающим тоном, заученным.

  Матвей быстро вписал свой номер и номер Михаила.

  Через несколько часов мама сестёр Ивановых, Белла, сидела на кухне Розенбергов и, нервно вздыхая, пила чай. Роза плакала, не останавливаясь, а Виктор нервно ходил по паркету коридора от входной двери до лестницы на мансарду и обратно.

- И всё-таки надо ехать в больницу, - подскочила в который раз мама Альбины. – Вдруг, что-то понадобится.

- Надо лечь спать, - распорядился Виктор. – Завтра трудный день, необходимо выспаться.

- Надо Олесеньку забрать, - снова засуетилась женщина, нервно комкая салфетку и тут же расправляя её. Комкая и расправляя.

- Час ночи, - напомнила Нелли Борисовна. – Всё утром. Бейлочка, обязательно надо отдохнуть. Завтра от вашей свежей головы зависит многое, нам всем необходимо собраться.

- Да-да, - кивнула Роза и встала. – Мама, пойдём спать, Нелли Борисовна права. Если завтра и ты попадёшь в больницу, нам всем проще не станет.

- Сделай милость, поешь, - попросил Матвей Розу перед тем, как все потянулись гуськом к уже разобранным постелям.

- Надо было ехать домой, - пробурчала Роза и нахмурилась, ковыряясь в тарелке.

- Что вы дома забыли? Сейчас бы ходили, как два приведения по квартире, а тут, может, поспите. И поешь, - повторил Матвей просьбу.

- Не хочу я есть, тошнит, - огрызнулась Роза.

  Матвей в поражении поднял руки, не стал спорить, Миша отвёл глаза в сторону, потом произнёс:

- Ромашку пусть выпьет. Успокаивает и для желудка полезно.

  И на этих словах вспомнил о щенке блондинок Ивановых. О мохнатой погремушке – Луиджиане Бриджиде. Мелкая привыкла, что половину дня никого нет дома, занималась какими-то своими щенячьими делами, насыщая свой досуг наверняка значимыми событиями, но вечерами не отходила от хозяек, всем своим видом, хвостом, безудержным лаем и заигрываниями показывая, как же она скучала. К тому же, собачонку необходимо было накормить, да и делов она, наверняка, уже наделала на всю пелёнку, выделяемую ей для нужд.

  К лучшему. Коротко объяснив ситуацию Матвею с Розой, отправился к Альбине домой. Пешком. Холодный ветер бил в лицо и грудь под распахнутой курткой. Михаил проигнорировал шапку, он не замечал ни ветра, ни липкого снега, ни срывающегося дождя.

  Открыл дверь своим ключом, тут же врезаясь в крутящийся, мохнатый, повизгивающий волчок.

- Соскучилась, - Михаил присел, погладил животинку, а потом, когда разделся, взял на руки щенка. Неизвестно, умеют ли собаки икать, Луиджиана Бриджида точно умела, она поскуливала и нервно икала, прижимаясь мордочкой к шее Михаила. Поела, не сходя с рук пришедшего, а потом уснула на этих же руках, доверчиво свесив лапы. Отчего-то стало невыносимо жалко отправлять её спать в свой домик, да и в принципе будить. Михаил опустился на диван, не раздеваясь, облокотился на подушку, прижимая к себе маленькое тельце, и задремал. Поверхностно и неровно.

  В том, что Михаил находился в доме Альбины один, без хозяйки, было что-то неправильное, отталкивающее. Он спал на диване, закинув ноги на боковину, у него подмышкой пристроилась Луиджиана Бриджида – и надо же было дать такое имя существу, способному сделать лужу от счастья, чей вес едва ли достигал девятисот грамм. Он спал, и никто не ткнул его в бок и не отправил в ванную, а потом восвояси. Или в спальню. Как повезёт. Он спал, и никто не устроился рядом, окутывая запахом духов, геля для душа, шампуня, улицы, тепла, уюта, дома… Он спал, и никто не фыркал ему в шею, а прохладная ладонь не пробиралась под рубашку, пробегая шустрыми пальчиками по животу, ныряя под широкий ремень.

  Что, если те моменты – это всё, что было отпущено Михаилу с Альбиной? Что, если девять месяцев – это всё, что отмерили ему, наблюдая откуда-то сверху, как быстро он поймёт, сумеет ли насладиться, вдохнуть полной грудью, вкусить до самого конца всю сладость, всю соль…

  А он не успел. Растратил. Потерял в погоне… Погоне за чем? Кем? Девять месяцев – достаточно, чтобы родить ребёнка, Михаил не смог родить отношения. Мысли скакали, метались, пульсировали в висках, в унисон с лихорадочными ударами сердца, звенящей болью.

  Бум… Бум… Бум!

  Так и переночевал. С утра заставил себя позавтракать, покормил тявкалку и отнёс её домой, вызвав восторг у детей. Пришлось учить обращению с собакой и отменить все занятия, включая школу Даниила. Какая уж школа, когда в гостях Луиджиана Бриджида. Предстояло познакомить её с Феофаном, огородить лестницу, чтобы не упала и не травмировалась, проследить за походами в туалет, аккуратно настаивая на выполнении нехитрого действа в специально отведённом месте. Старинный паркет, с любовью восстановленный, не предназначен для собаки, но какая разница, в самом деле. Мы слишком много думаем, и совсем не о тех вещах, которые имеют настоящее значение. Совсем не о тех людях и ситуациях.

  В девять утра Михаил был под дверями реанимации, там Роза изображала хомяка в колесе, как вчера Михаил. Она шагала из угла в угол, иногда подсаживаясь к маме, а потом снова подскакивала, начинала измерять коридор. Три шага в ширину, двадцать три в длину.

  К десяти вышел тот же врач, узнав братьев, ещё раз по порядку терпеливо проговорил все те же диагнозы, которые звучали вчера. На этот раз, уже оптимистично отметив хороший прогноз на будущее. По словам врача выходило, что критический момент прошёл, жизни ничего не угрожает, серьёзных травм, тем более несовместимых с жизнью, нет.

  На стороне пациентки время и молодой, сильный организм. Правда, в отделение пускать отказался, ссылаясь на внутренние распорядки и распоряжения сверху. Михаил еле сдержался, спорить не стал. Не то время и ситуация, чтобы давать волю несдержанному темпераменту. Да и Матвей, стоявший рядом, успокаивал буйную кровь брата.

  К обеду засобирались домой. Матвей увёз бледную Розу, Михаил отправился с мамой Альбины за Олесей в адвокатское бюро Поплавских. Разумно было бы на время суеты с переводом из реанимации в отделение оставить Олесю у отца. Андрей Поплавский не маргинал, хотя никакой симпатии у Михаила не вызывал.

  Но до боли в сердце не хотелось этого. Маленькая девочка с синими глазёнками буквально выворачивала Михаила наизнанку, настолько он привязался к ней. Дело ли в том, что она была ровесницей его дочери или в схожести с матерью, которую он любил, Михаил не знал и вряд ли бы стал задумываться. Он просто ехал, чтобы забрать своего ребёнка домой.

  Контора Поплавского находилась в центре города, на улице с односторонним движением. Парковки, естественно, были заняты, даже платные, пришлось тулиться в переулке, рискуя попасть на штраф-стоянку.