Око Судии - Р. Скотт Бэккер

Сарл живописал необычайные опасности, с которыми столкнется экспедиция, объяснил, что пойдут они на расстояние в десять раз больше обычной «тропы», как он выразился, и что «в дыре» им придется жить больше года. После этих слов, как бы подчеркивая их значимость, он сделал паузу. Ахкеймион напомнил себе, что Пустоши для этих людей не столько место, сколько искусство со своим сводом законов и преданий. Проведя многие месяцы «в дыре», скальперы возвращаются и травят байки о пропавших без вести артелях. Слова «больше года» придавали описанию их будущего похода тревожный оттенок.

Сухопарый старикан многократно возвращался в своей речи к Сокровищнице. «Сокровищница» — это произносилось как титул великого правителя. «Сокровищница», — повторяли вполголоса, будто символ общей надежды. «Сокровищница» — сквозь зубы, словно говоря: «Долго ли еще мы будем лишены того, что нам причитается по праву?» «Сокровищница», — кричали вновь и вновь, твердили, как имя потерянного ребенка. «Сокровищница», — взывали, будто к утраченной святыне, второму Шайме, который жаждали вернуть себе…

Но существеннее всего, важнее всего сказанного — ее можно было поделить всем на равные доли.

Ложь была разукрашена сверху витиеватой словесной резьбой.

Сарл все рассказал, багровея лицом все гуще и гуще, склоняя голову в самых пронзительных поворотах своей речи. Его тело подкрепляло рассказ ужимками, то вытягивалось в струну, то приплясывало на месте, расхаживало взад-вперед, пока голос медлил перед следующей фразой. И все это время царило строгое вышколенное молчание, которое Ахкеймион, учитывая невообразимый состав Шкуродеров, счел бы чудом, если бы до этого не делил трапезу с их Капитаном.

— Времени подумать у вас до завтрашнего утра, — объявил в заключение Сарл, широко разведя руки. — Завтра надо решить, рискнуть ли всем и прыгнуть в князи — или держаться за свое и умереть рабом. После этого отказы будут считаться дезертирством — дезертирством! — и по вашему следу будет пущен Клирик, прошу любить и жаловать. Закон тропы вы знаете, ребята. Одно колено подогнется — десятерых за собой потянет. Одно колено — и десятерых!

Глядя, как они смешали ряды и стали переговариваться, Ахкеймион мысленно сравнил их с суровыми людьми времен Первой Священной войны, воинами, чей пыл и жестокость позволили Келлхусу завоевать Три Моря. Шкуродеры были совсем другой породы, чем Люди Бивня. Они были не столько непримиримыми, сколько порочными. Не столько жесткими, сколько равнодушно-бесчувственными. И не столько целеустремленными, сколько голодными.

В конце концов, они были только наемниками… хотя и не простыми, а испытавшими на себе бессмысленную злобу шранков.

Лорд Косотер, насколько понял Ахкеймион по нескольким взглядам, которыми они с ним обменялись, кажется, думал о том же. Их с Ахкеймионом соединяла особая связь: общий опыт Первой Священной войны. Только они двое обладали истинным мерилом, только они знали, что почем. И от этого они становились своего рода людьми одного племени — эта мысль одновременно восторгала и тревожила Ахкеймиона.

В тот вечер во время непременной попойки к нему подошел Сарл.

— Капитан просил меня напомнить тебе, — сказал он, — что эти люди — охотники за скальпами. Ничего более. И ничего менее. Все легенды о Шкуродерах — это о нем.

Ахкеймиону показалось странным: человек, который брезгует говорить, доверяет человеку, который ничего другого делать не умеет.

— А ты? Ты всему этому веришь?

Знакомая ухмылка с прищуром.

— Я был с Капитаном с самого начала, — хмыкнул он. — Со времен, предшествовавших расцвету империи, во время всех войн против правоверных. Я видел, как он стоял невредимый под градом стрел, пока я за щитом корчился в три погибели. Я был бок о бок с ним на стенах Мейгейри, когда поганые Длиннобородые неслись сломя голову, только бы скрыться от его разгоряченного кровью взгляда. Я был у Эм’фамира после битвы. Вот этими вот ушами слышал, как аспект-император — сам аспект-император! — назвал его Железной Душой! — Сарл рассмеялся, лихорадочно раскрасневшись. — О да, он смертен, разумеется. Он — мужчина, как всякий другой, в чем убедились немало незадачливых персиков, уж поверь мне. Но что-то смотрит за ним, и, что важнее, что-то смотрит его глазами…

Сарл схватил Ахкеймиона за локоть, стукнул своей чашей о его так сильно, что треснули обе.

— Будет правильно, если ты… — сказал он с пустыми безумными глазами и отступил назад нетвердыми шагами, кивая, словно в ответ на неслышную мелодию или фразу, которую были бы в состоянии расслышать только крысы, — если ты будешь уважать Капитана.

Ахкеймион посмотрел на свою мокрую руку. Вино стекало с пальцев густо, как кровь.

Подумать только, что его встревожило безумие нелюдя.

Присутствие Блуждающего, разумеется, Ахкеймиона беспокоило, но этому было столько причин, что все тревоги гасили одна другую. И еще приходилось признать, помимо балладной романтичности иметь в товарищах нечеловека, в его присутствии была огромная практическая польза. Ахкеймион не строил больших иллюзий о предстоящем путешествии. Они начинали не просто экспедицию, но долгую и жестокую войну, затяжную битву по всей Эарве. К этому Инкариолу, конечно, еще надо было осторожно присмотреться, но в мире было мало сил, способных сравниться с силой нелюдских магов.

Не зря лорд Косотер держал его поближе к себе.

На утреннюю поверку явились около тридцати Шкуродеров, не больше — половина от тех, кто собрался накануне. Лорд Косотер оставался непроницаем, как всегда, но Сарл выглядел крайне веселым, хотя и непонятно, от того ли, что так много или так мало «встало на тропу», как он выразился. Исчезновения ватажников если и уполовинивали его шансы на выживание, но зато удваивали его долю.

Теперь, когда состав артели определился, следующие дни были посвящены поискам обмундирования и пополнению запасов. Ахкеймион охотно сдал остатки своего золота, чем произвел на Шкуродеров неизгладимое впечатление. Потраченное состояние предвещало получение в будущем состояния еще более крупного — даже Сарл присоединился ко всеобщему проявлению энтузиазма. Всегда все одно и то же: убеди человека сделать первый шаг — в конце концов, ну имеет ли какое-то значение всего один шаг? — и еще милю он пройдет лишь для того, чтобы доказать, что он поступил правильно.

Откуда им было знать, что на возвращение Ахкеймион не рассчитывал? В каком-то смысле, уйти из Трех Морей и было на самом деле возвращением. Пусть он уже не адепт Завета, но сердце его все равно принадлежит Древнему Северу. Хитросплетениям Сновидений…

Сесватхе.

— Так всегда бывает, — сказал ему однажды вечером в «Задранной лапе» Киампас. Они сидели бок о бок и ели, не произнося ни слова, а за столом гремели и буянили кутящие Шкуродеры, и в самой гуще, в самом центре веселья — Сарл.

— Перед выходом на тропу? — спросил Ахкеймион.

Киампас не ответил, высасывая кроличью кость, потом пожал плечами.

— Перед всем, — сказал он, поднимая глаза от разбросанного по тарелке скелета. В его взгляде сквозила подлинная скорбь, сожаление королей, вынужденных обрекать на смерть невинных ради усмирения толпы. — Перед всем, что связано с кровью.