Вкус одержимости - Елена Лабрус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чёрт! Выругалась я про себя.
— Но, если ты хочешь поговорить, давай поговорим, — улыбнулся он белозубо и плотоядно.
Вот же гад! Всё аж кипело во мне от возмущения. Определённо, ему не нужна компания, чтобы затащить кого-то в койку. Он бы справился и один, с любой. Но, чёрт побери, это никак его не оправдывало. Он даже не раскаивался, в отличие от Ярика. Не чувствовал себя виноватым. И его руки, сплошь покрытые татуировками, очень похожие на те, что я видела у Третьего, тоже не добавляли ему очков. Этот соврёт — много не возьмёт, и чему угодно поверишь.
— Санта муэрте, — задрал он рукав футболки на плече, проследив за моим взглядом.
— Что? — не поняла я.
— Святая смерть, — повернулся он так, чтобы я увидела во всей красе девушку с лицом, разрисованным под череп, распущенными волосами, цветком и оружием в руках. — Это стиль чикано. Один из самых узнаваемых в тату. Я в нём тоже работаю. Раньше эти рисунки были отличием латиноамериканских банд.
— Значит, ты и правда татуировщик?
— Да. И неплохой. Я бы никогда не оставил у тебя на груди такую грубую надпись, — одёрнул он рукав и как ни в чём ни бывало вернулся в глубину своей камеры. Прихватил по пути гитару, завалился на койку и издал мелодичный звук, проведя по струнам. — Я бы не причинил тебе вреда. Не обидел, не оскорбил. И вообще не сделал бы ничего, на что бы ты не согласилась. А на что согласилась, поверь, тебе бы понравилось.
Он взял ещё несколько аккордов.
— Бродить вдоль берего-о-ов… — зазвучал его голос, низко, сильно и, чёрт побери, завораживающе. — Не спать ночей, сидеть в дыму табачном… На то она и первая любовь… — узнала я песню, что пошлый раз слышала. — Чтоб быть ей не особенно удачной…
Та девушка давно ушла с другим,
Забыть её ты сможешь, но едва ли…
Ещё слышала я, поднимаясь обратно по лестнице.
Нет, это не я плевать хотела на его извинения, это он плевать хотел на меня. И как мне вообще пришло в голову о чём-то его спрашивать? Хотя в моей ситауции, наверно, все способы узнать правду хороши, но Алан прав: я такая дура. Добрая, доверчивая, наивная. У меня ещё шрам на груди не зажил, а мне уже кажется, что всё это был просто дурной сон. Я уже готова их простить.
Простить, забыть и жить дальше.
— А вообще, я есть собиралась, — выбралась я из чёртова подземелья и прижала руки к животу. Его вонючая каша из солдатского пайка напомнила мне, что я ещё не обедала.
И должна волноваться о другом. О том, сегодня у меня, может быть, будет самая настоящая первая ночь. И не с каким-то неизвестным мне мужиком, что тупо меня трахнет. А с тем, о ком я и мечтать боялась. И думать...
Если он не передумает, когда узнает.
Чёрт! Я же совсем забыла, что с этим богом у меня есть прямая телефонная линия.
И позвонить я не решилась, а вот написать…
«Мне нужно сказать тебе что-то очень важное» — отправила я сообщение.
«Это подождёт до завтра?» — ответ прилетел, когда я как раз зашла в кухню.
М-м-м… Ну раз ты упрямо не хочешь слышать, что я хочу сказать... «Да».
«Тогда сегодня забудь об этом. Забудь обо всём. Я жду тебя в гостиной в восемь»
Святая инквизиция! Это выглядело как приглашение на свидание.
Настоящее свидание!
«Я буду» — ответила я с замиранием сердца.
И схватив кусок холодной пиццы, которую они, видимо, привезли со своим детективом, поднялась в свою комнату.
Конечно, доктор Арье не ждёт ничего особенного, он и так видел меня голой и не раз. Но подготовить операционное поле я определённо должна.
Она будет.
Я невольно улыбнулся. Засунул телефон в карман и всё же рискнул отвлечь Федэ от просмотра записи из камеры, в которой сидел Блондинчик.
Пусть я не успел ничего подготовить, но то ли мне, то ли ему несказанно повезло, что камеру я включил, когда паренёк как раз принимал душ. Я скромно отвернулся и занялся своими делами, оставив их наедине: так у Федэ заблестели глаза. Он даже кончик языка высунул между зубов, старый извращенец. Впрочем, я тоже поймал себя на том, как выдвинул вперёд челюсть, предвкушая сегодняшний вечер. И я бы мог сразу предложить Феликсу Делоне новую порцию свежей крови парнишки, но пусть потерпит. Пусть его желание разгорится так, что он не сможет с ним совладать. Дьявол! Как и я.
— Чем же так ценен для тебя этот юноша? — поправив ширинку, Феликс вышел ко мне из кабинета.
— У тебя достаточно времени, чтобы меня послушать? — улыбнулся я, видя, что он даже раскраснелся и точно не из-за вина.
— Именно за этим я и прилетел, — принял он ещё один бокал, что я ему подал.
— Тогда начнём с азов. Вспомним молодость. Поговорим?
— С удовольствием.
— Опиши мне жажду, — улыбнулся я.
— Нашу жажду? О-о-о! — опёрся Федэ спиной на стол. — Что может быть хуже нашей жажды. Ну-у-у, прежде всего это от нас не зависит, увы. Это не позёрство и не желание выделиться. Это физически ощутимая потребность. И когда жажда начинается, прежде всего это слабость. Слабость до трясущихся рук и ног. Головная боль. Мучительные спазмы желудка, — болезненно скривился он. — У меня порой неделями не было стула, и я ничего не мог есть, вообще.
— Синдром раздражённого кишечника, — подсказал я.
— Не буду спорить с доктором, возможно это называется именно так. Я знаю лишь, что этот голод нельзя утолить едой. А долгий голод — это всегда ухудшение здоровья и падение иммунитета до госпитализации. Организм разваливается. Это хворь, от которой загибаешься и ничто не помогает. Ни лекарства, ни уговоры, ни лечение. Его просто нет.
— Но всё проходит стоит выпить хоть глоток крови, — продолжил я. — Мышечные и суставные боли стихают. Мозг работает быстрее. Голова светлая. И настроение резко улучшается. Любой из сангов описывает свою жажду именно так, — подвёл я итог. — Но на что больше всего похожа жажда для тебя, Феликс? Может, на ломку? На зависимость? На психическое отклонение?
Он улыбнулся.
— Если бы. Для меня она что-то сродни отравления. Или несварения. — Я удовлетворённо кивнул. А он продолжил. — И уж сколько с нами работали и психиатры, и наркологи, и те спецы, которые считают, что человеческая кровь не может быть ничем фантастическим. Но никто из них до сих пор так и не дал точного ответа что это.
— В оправдание тех спецов, что против фантастических свойств крови, подтвержу: так и есть, — щёлкнул я по клавишам клавиатуры, открывая снимки электронного микроскопа. — С точки зрения пищевой ценности — это ничто. Кровь — это плазма и немного белка. По сути пользы от неё даже меньше, чем от мяса. Из белков — один гемоглобин, и того незначительное количество, а плазма — девяносто процентов воды, — тыкал я в картинку, показывая. К тому же при приёме внутрь всё это разрушается кислой средой желудочного сока как любые другие продукты.