Овертайм - Ава Хоуп

Пока Грегг лежит на льду, и к нему направляется бригада врачей, происходит то, чего не ожидает никто.

Просто, мать вашу, никто. В целой. Гребаной. Вселенной.

Рид набрасывается на Морицца так, словно возомнил себя участником боев без правил «не на жизнь, а на смерть». Я подскакиваю на своем месте и издаю отчаянный крик. От того, что я вижу перед собой, мое сердце колотится слишком сильно. Дышать становится просто невозможно. Кладу руку на грудь и пытаюсь вдохнуть, но не могу. Меня трясет.

Какого черта он делает?

Пробираюсь через толпу к выходу и выбегаю на улицу.

Едва я выхожу из дверей, капли дождя тут же обрушиваются с бурого неба на меня. Свежий воздух попадает в мои легкие, но дышать отчего-то легче не становится. Я стою посреди парковки, подняв голову к небу и закрыв глаза. Пытаюсь успокоиться.

Как там говорят? С нами случается именно то, чего мы боимся сильнее всего. Мой парень оказался копией моего отца. У него будет ребенок. От другой.

И что мне делать? Готова ли я быть с ним, несмотря ни на что?

Самое страшное, что я так сильно люблю Рида, что, вероятнее всего, останусь с ним, даже если окажется, что по всему миру у него растут еще парочка внебрачных детей.

Я жалкая, знаю.

А если все-таки ребенок не его?

Достаю телефон и звоню ему. Я не знаю, чем закончилась эта драка, но уверена примерно на миллион процентов, что удалением Рида до конца матча, это как минимум. Если его не избили до состояния полусмерти, то сейчас он должен быть в раздевалке. Я звоню Риду несколько раз, но он не отвечает, а затем вместо гудков идет переадресация на голосовую почту.

Набираю номер администратора «Орлов», Лекси, и прошу ее узнать, как мне увидеть Рида. Она говорит мне подойти к служебному входу, что я и делаю.

Через пятнадцать минут из стеклянных дверей выходит Рид. Когда он замечает меня, то сводит брови к переносице.

— Какого хрена ты здесь делаешь?

Несколько раз моргаю, удивленная его реакцией на мой приезд.

— Тебя жду.

Он проходит мимо меня, отчего мои глаза округляются от шока. Он же не серьезно, да? Но затем он, громко выругавшись, разворачивается и возвращается ко мне.

— Твою мать, Эбби. Ты насквозь промокла. Как ты сюда добралась?

— На «Мустанге».

Рид кивает и подхватывает меня на руки. Я обхватываю его за шею и не свожу с него глаз. Только сейчас, при тусклом свете фонаря, я смогла увидеть на его лице последствия драки. Нежно касаюсь ссадины на его щеке, а затем провожу большим пальцем по его разбитой нижней губе.

— Прошу, скажи, что ребенок не твой? — едва слышно шепчу я, пока Рид несет меня к припаркованному на въезде Касперу.

Молчит.

— Поставь меня на ноги.

— Нет.

— Пожалуйста, поставь меня на ноги, нам нужно поговорить!

— Черт побери, нет. Где твоя машина?

— Здесь, слева, — указываю пальцем я.

Рид подходит к «Мустангу» и опускает меня на ноги. Он снимает с себя толстовку и натягивает ее на меня. Я протягиваю ему ключи, и он молча открывает для меня пассажирскую дверь.

Следующие полчаса мы проводим в тишине, которую нарушает лишь звук барабанящих по крыше капель дождя. За окном мелькают бесконечные пальмы, небольшие домики на побережье и беспокойный океан. Когда мы вливаемся в плотный автомобильный поток Лос-Анджелеса, город уже полностью погрузился в темноту.

Рид паркует автомобиль в гараже, опирается лбом на руль и закрывает глаза.

— Что ты делала в Анахайме?

— Хотела поговорить.

Откидываюсь головой назад и тяжело дышу. По моим щекам струятся слезы.

— Эбби, черт побери, тебе прекрасно известно, что хоккеиста никогда нельзя отвлекать перед играми какой-то ерундой.

— Твоя бывшая подружка беременна, и ты называешь это ерундой?

— Ребенок не мой.

— Откуда такая уверенность?

— Я всегда вытаскивал член, разрывал презерватив и кончал не в нее. Такой ответ тебя устроит? — орет на меня Рид.

От его крика я вздрагиваю. Никогда не видела его в таком состоянии.

— Не ори на меня.

— А ты в следующий раз думай, прежде спрашивать меня о какой-то херне прямо перед игрой.

— То есть я еще и виновата?

— Да. Запомни раз и навсегда: для меня нет ничего важнее хоккея. Ничего и никого.

— Спасибо, что прояснил, — шепчу я и выхожу из машины.

И вот он этот момент, когда вы должны сказать мне, какой я была дурой, раз на что-то надеялась.

У нас должна была быть такая любовь, как в романтических комедиях. Только представьте, какой фурор произвел бы наш роман: фанатка, которая смогла.

Но нет.

Я не смогла.

Bea Miller — like that

Рид.

Тренер ждет не дождется, когда я сдохну.

Зелински смотрит на меня так, словно надеется, что рано или поздно овладеет телекинезом и убьет меня силой мысли.

Боюсь, что если вдруг меня собьет грузовик или на меня упадет метеорит, то он найдет способ меня воскресить, лишь бы убить меня самому. А если вдруг меня украдут зеленые человечки, навсегда стерев воспоминания обо мне у жителей нашей планеты, то тренер превратится в Хана Соло105 и все-равно найдет меня.

И, черт побери, я его понимаю.

После игры в Анахайме прошло всего четыре дня, а это слишком маленький срок для человека с такой хорошей памятью. Уверен, будь у меня долбаные девять жизней, как у кошки, Зелински бы все равно продолжал меня ненавидеть за все то дерьмо, что я устроил на льду пару сотен лет назад.

Если честно, я был уверен, что первым меня захочет убить Эштон. И я искренне не понимаю, почему моя анальная девственность никуда не подевалась, ведь моя любимая клюшка уже давно должна была торчать из моей задницы. Эштон полностью игнорирует мое существование за пределами льда. Не разговаривает, от слова совсем, просто коротко кивает «да» или «нет», даже когда я задаю вопросы. Хотя я стараюсь их не задавать и избегать его, пока его сестра избегает меня.

За эти четыре дня я ее ни разу не видел.

Охренеть, как мне ее не хватает.

Интересно, а она хочет меня убить?

Думаю, да. Просто уверен, что да. Наверняка уже сейчас отправилась к какому-нибудь шаману, где делает мою куклу-вуду.