Женский клуб по вторникам - Лиза Бэт Коветц

— Наверное, будет жить у своей матери, и, о мой Бог, вы не представляете на что похож этот дом! Такое чувство, что его отделкой занимались выпускники заведения, которое я бы назвала «Школой дизайна для сумасшедших олигофренов». Все стены выкрашены в разные цвета, коллекции старых игрушек и китч повсюду. Это многое объясняет! Конечно, именно поэтому она так одевается. Лакс выросла в идиотском детском шоу. Шоу пьяных и обкуренных детей. Боже мой! Этот запах кошачьей мочи и марихуаны на кухне был просто невыносим! И при всем этом, поразительно, сколь многого она достигла в жизни.

Марго и Брук невольно посмотрели на Эйми.

— Что? — спросила та.

— Ты не возражаешь против того, что мы разговариваем о Лакс?

— Почему я должна возражать?

Осознанно или нет, Эйми вынудила их избегать тем, связанных с Лакс, или, по крайней мере, притворяться, что избегают. Несмотря на то что они были уже достаточно взрослыми, чтобы полностью подчиняться ее воле, ни Марго, ни Брук в присутствии Эйми не упоминали о Лакс.

И все же с этой девушкой их многое объединяло. Марго должна была связаться с Лакс по рабочим вопросам и ждала этого, имея на то личные причины. Брук пригласила Лакс в Кротон-на-Гудзоне, в родительский домик у бассейна, чтобы нарисовать ее портрет. Это потребует нескольких сеансов, и Брук надеялась, что за это время они подружатся. Эти женщины были самостоятельны, они могли делать то, что им по душе, но не могли предложить Эйми вернуть Лакс в их клуб.

Брук и Марго старались проведывать Эйми хотя бы раз в день, заходили к ней, принося с собой продукты, DVD-диски и хорошее настроение. Вечером во вторник они решили устроить собрание клуба прямо у нее дома.

— Кто хочет начать? — спросила Марго.

— Я, — в унисон ответили Эйми с Брук.

— Начинай ты, — предложила Брук. — У меня всего лишь маленькая песенка, которая пришла мне в голову в прошлую пятницу, когда я ехала в поезде.

Эйми открыла свою рукопись. Лежа в постели, она не могла пользоваться компьютером, поэтому писала все от руки. Эйми остро ощущала нехватку компьютерной «проверки правописания». После стольких лет набирания текстов на клавиатуре она обнаружила, что не может вспомнить, как пишутся прописные буквы. Ее пальцы сводило судорогой, процедура удаления слов была чертовски неприятной. В итоге она зачеркнула те отрывки и слова, что ей не понравились, и, перечитывая текст, поняла, что он не слишком отличается от исчерканной писанины Лакс.

«— Я стою у двери, — начала читать Эйми, лежа на спине и держа лист над головой. — Он кладет деньги на стол, и я начинаю заниматься с ним вещами, которые так похожи на любовь, но на самом деле все это ради денег и ради того, чтобы выжить. Я ношу платье, которое едва прикрывает тело. Его легко снять, и оно скрывает мой позор. Этот человек уже бывал здесь раньше, так что я знаю, что ему нравится. Я жду, когда он велит мне раздеться.

Он велит мне показать ему сиськи, и я снимаю верхнюю часть платья, по очереди обнажая груди. Ему нравится смотреть на части моего тела по отдельности. Я целиком ничего для него не значу. Ему нравится, когда мои груди прижаты друг к другу, создавая роскошное декольте, и я сжимаю их, стараясь не закрывать соски. Ему нравится теребить мои розовые соски пальцами. Мои груди очень мягкие. Мне не больно.

Oн встает со стула. Это движение внезапно и пропитано маниакальным влечением, как будто и у него есть неотложные желания, которые нужно исполнить. Он хватает мои груди руками, и я теряю равновесие, когда он берет мой сосок в рот. Он толкает меня к стене, срывая с меня платье.

— За задницу придется доплатить еще пятьдесят долларов, — напоминаю я ему.

Он кивает и ворчит, соглашаясь с ценой, обещая заплатить, когда закончит.

— Наличные на стол, — шепчу я, отталкивая его руку, чтобы он не забыл, кто мы такие и чем занимаемся.

Он достает деньги и, отсчитывая, бросает их на столик, где я могу им видеть. Он чувствует облегчение? Или он зол? Это не имеет значения. Он возвращается ко мне. Он толкает меня на пол и разводит лит ноги. Он заплатил за мою задницу, и он ею воспользуется.»

Эйми замолчала, прижав рукопись к груди;

— А что было потом? — спросила Брук.

— Ну, — сказала Эйми, — написав это последнее предложение, я сидела в постели и смотрела, как маленький квадратик солнечного света двигается по одеялу. И сидела так, не шевелясь, очень долго. Когда луч добрался до моей груди, я позвонила в банк и перевела все деньги, что он посылал мне из Токио, с нашего общего счета на мой личный. Потом я позвонила его агенту и взяла у нее номер телефона отеля, в котором он остановился в Токио. В конце концов я позвонила своему адвокату и попросила его отправить в Токио по факсу документы на развод.

Марго и Брук тихо сидели, не зная, что сказать.

— К тому времени уже перевалило за шесть, я лежала в постели, пока не пробило десять. Наверное, я хотела заплакать, но слез не было. Этого не случилось. Мне не хотелось даже шевелиться. Думаю, если бы даже мне нужно было встать и поехать в офис, я бы не смогла этого сделать. Не могла делать ничего, кроме как лежать здесь и смотреть в потолок. В конечном счете мне, вероятно, придется уехать, — наконец сказала Эйми. — Я имею в виду, переехать из этой квартиры. Она слишком большая, я не могу себе этого позволить.

— Да уж, — выдохнула Брук.

— И все из-за этого, — заявила Эйми, помахав в воздухе листочками. — Я думала, что немного поэкспериментирую, попробую представить себе, каково это — быть проституткой, и — угадайте что! Все эти ощущения уже были внутри меня. В смысле, нет, я не продаю свое тело, но я продаю свою любовь и привязанность. Он посылает мне деньги и вытирает об меня ноги. Так он может чувствовать себя любимым, когда ему нужно окунуться в семейное счастье. Пошел он! Я не такая.

— Ужас, — сказала Брук, — впредь я буду очень осторожна, когда соберусь что-то написать.

Марго с Эйми рассмеялись.

— А как ты чувствуешь себя сейчас? — спросила Марго.

— Я чувствую ликование и страх. Я чувствую себя освобожденной и встревоженной. Так, будто в данный момент все хорошо, но на самом деле я не хочу быть одинокой матерью. Когда я рассказала своей маме, что бросила его и что боюсь быть матерью-одиночкой, она ответила мне: «Даже те, кто слабее тебя, это переживают».

— Она права, — заметила Марго.

— Да, но я-то ожидала, что она скажет что-то вроде: «Ты не одна, дорогая, мы с папочкой всегда будем рядом с тобой».

— Я всегда буду рядом, — не задумываясь, выпалила Марго.

— Конечно, мы обе поможем тебе, Эйми, — мягко добавила Брук.

Эйми знала, что ребенка, который только начинает жить, можно сравнить с невероятно глубоким колодцем потребностей — он доходит чуть ли не до ядра земли. Эйми боялась, что если они с ребенком начнут обращаться за помощью, то никогда не остановятся. А Брук с Марго думали о том, что раз они делят вместе горести, то смогут разделить и любовь.