Великий Наполеон. "Моя любовница - власть" - Борис Тененбаум

По-видимому, мысли о походе в Индию, которые были у него в период намечавшейся дружбы с Россией при Павле Первом, возникли снова – и Александру было предложено взять себе долю в европейских владениях Турции, на Балканах, и забрать себе Финляндию у Швеции, и ему был даже навязан Белостокский округ из бывших прусских владений в Польше, которого Александр брать не хотел.

И все это в обмен на поддержку «континентальной блокады». В общем, нерушимый союз двух могущественных империй, поделивших Европу между собой. Картина складывалась чрезвычайно благостная и гармоничная.

Проблема была только в том, что некоторые очень осведомленные и чрезвычайно неглупые люди совершенно не верили ни в ее благостность, ни в ее гармонию.

Одним из этих людей был Шарль Морис де Талейран-Перигор, министр иностранных дел Наполеона. 10 августа 1807 года, сразу после Тильзита, он подал в отставку. Собственно, – «…подал в отставку...» – это слишком просто. Он хорошо знал Наполеона и понимал, каковы будут последствия явно выраженного желания отойти от дел – Наполеон усмотрел бы в этом неодобрение своей деятельности. А относился он к такого рода «протесту» очень болезненно, и тогда его министр иностранных дел попал бы в немилость. Так что с обычной своей ловкостью князь Талейран устроил дело так, что Наполеон остался в полной уверенности, что не Талейран захотел отойти от дел, а Наполеон его хоть и сожалением, но уволил. Мы, собственно, можем услышать об этом от самого Наполеона:

«Это талантливый человек, но с ним ничего нельзя сделать иначе, как платя ему деньги. Король баварский и король вюртембергский приносили мне столько жалоб на его алчность, что я отнял у него портфель».

В своих мемуарах Талейран настаивает на том, что ушел он сам, и ушел именно потому, что сердце его было сокрушено той жестокостью, с которой Наполеон обходился с побежденными:

«Я не хотел быть палачом Европы».

Насчет того, что ушел сам – скорее всего, совершенно верно, насчет того, что «…сердце его было сокрушено…», – ну, это даже и не фигура речи. В конце концов, у него была определенная биография. И он с сокрушенным сердцем сначала стал епископом, потом использовал свои полномочия епископа для того, чтобы облекать саном священников, присягнувших Республике, потом с сокрушенным сердцем оставил церковь для вполне светской деятельности, потом был министром иностранных дел Директории, потом – надо полагать, с сокрушенным сердцем – стал министром в правительстве Первого Консула Наполеона Бонапарта, а потом и в правительстве императора Наполеона Первого. И наживал он в этой должности фантастические деньги. При заключении Люневильского мира, закончившего войну с Австрией, он получил от Наполеона 300 тысяч франков наградных. А от австрийского императора Франца Первого – еще 400 тысяч – так сказать, за содействие. А зная наперед и сроки заключения мира, и условия, на которых он будет заключен, сумел купить и продать ценные бумаги таким образом, что нажил на этом еще 15 миллионов. Деньги же он ценил. Князь Талейран жил роскошно, любил широко играть и устраивать у себя приемы на сотен пять приглашенных, любил женщин, которые стоили ему иногда довольно дорого, так что на покрытие текущих расходов ему были нужны значительные суммы, но он любил деньги и сами по себе, ему нравилось ощущение богатства, и уходить с поста, дававшего ему колоссальные возможности «заработка», казалось бы, ему не следовало бы.

И тем не менее он ушел.

Слишком непрочным казалось ему здание Французской Империи, отодвинувшей свои границы даже не на Эльбу, а на Вислу и Неман. Он был исключительно умным человеком и не верил в чудеса. Уже потом, когда отшумят события, о которых мы говорим сейчас, он как-то мимоходом поделится неким жизненным принципом, которому сам он, похоже, следовал неуклонно:

«…Предательство – это вопрос даты. Вовремя предать – это значит предвидеть…»

К концу лета 1807 года у него явно начали появляться определенные предвидения…

1. The war of two emperors, by Curtis Cate, Random Hause, New York, 1985, page 19.

2. The war of two emperors, by Curtis Cate, the same, page 19.

3. Д.В. Давыдов. Воспоминание о сражении при Прейсиш– Эйлау, 1807 года января 26-го и 27-го. (Д. Давыдов датирует свои записки по старому стилю. По общепринятому европейскому календарю сражение под Эйлау случилось не в конце января 1807-го, а в начале февраля.)

Камердинер Наполеона, Констан, имел о себе высокое мнение, и проистекало оно из понятного чувства гордости – он был близок к тому, кто «…мог все…». И ему доставляет большое удовольствие сообщить читателю, что однажды конюший Наполеона, г-н де Коленкур, получил нахлобучку за то, что лишил Констана казенного экипажа. Дело было так: Наполеон всегда лично проверял счета, относившиеся к ведению расходов на содержание его двора. Свой «цивильный лист» – то есть сумму, выделяемую на это из бюджета, он установил на том же уровне, который был при Бурбонах. Уровень был высок, 25 миллионов франков в год. Но если короли тратили при этом 40 миллионов, то Наполеон – не больше 12–13, а остальное откладывал. Это стремление к экономии выражалось, в частности, в том, что император брал какую-нибудь статью дворцового бюджета, срезал ее на треть, a проводить эту общую директиву в жизнь предоставлял тому из своих придворных, кто ведал расходами. Так что, когда Наполеон урезал расходы по конюшням и экипажам, г-ну де Коленкуру, его конюшему, ничего не оставалось, как урезать список лиц, имеющих право на дворцовый транспорт. В их число попал и Констан. И когда император послал его с каким-то поручением, требующим срочности, Констан с удовольствием доложил ему, что выполнить поручение он не может, «…ибо г-н де Коленкур распорядился…» – и так далее.

Наполеон разгневался, сказал, что «…г-н де Коленкур дурно его понял, что у него не было намерения лишать его личного камердинера возможности немедленно исполнять даваемые ему распоряжения…», и справедливость восторжествовала – Констан опять получил дворцовый экипаж.

Так что понятно, что Констан был вовсе не склонен к критике ни хозяина, ни его действий. Однако и он попенял ему на несправедливое отношение к г-ну Семонвиллю (Semonville), послу Франции в Голландии. Посол по настоянию князя Талейрана сделал что-то такое, что возмутило даже долготерпеливых голландцев, и они пожаловались Наполеону. Дело было разобрано, было сочтено, что жалоба была справедлива, и Наполеон изо всех сил показывал г-ну Симонвиллю свое нерасположение, даже не давая ему оправдаться – хотя вина лежала на Талейране, и он это знал. И Констан, который любит показать, что он не чужд образования, приводит, как он говорит, строку из Корнеля:

«Тот, кто может делать все, что пожелает, пожелает больше того, что должен [желать]…»

С цитатой этой есть две проблемы. Строка, приведенная выше на русском, взята из английского перевода мемуаров Констана, в котором она выглядит так: