Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - Генри Лайон Олди

Всем плевать. Значит, и мне тоже.

Дротик лежал там, где я его припрятал: под северной стеной, присыпан прошлогодними прелыми листьями. Здесь, в глухом закутке, рабы подметать ленились: никто сюда не заглядывал, кроме меня. Это был не тот дротик, которым я угрожал Гермию. К тому я больше не притронусь! Я стащил другой, с новеньким блестящим наконечником и крепким ясеневым древком. Да, стащил. И не стыдно.

Ну, может, самую малость.

Задняя калитка запиралась изнутри. Это чтобы кто ни попадя во дворец не шастал. А отсюда наружу, в акрополь – пожалуйста, если надо. Мне было надо. Дубовый брус перекосило в пазах, насилу вытащил. Калитка, открываясь, зашлась мерзким поросячьим визгом – не иначе, вознамерилась перебудить весь дворец. Я замер, по спине потекли ручейки пота.

Тишина. Спят как убитые. Ладно.

Закрылась мерзавка на удивление тихо.

Небо очистилось. Свет луны залил все, до чего смог дотянуться. Резко очерченные стены домов казались девственно-белыми. Днем они выглядели невзрачней. Небесная странница Селена, омыв здания из сверкающего ведра, стерла со стен грязь и пыль, выбелила слоем извести. Говорят, Селена охоча до юношей: крадет их, прячет у себя. Пускай, я еще маленький – авось, не позарится. Вот, иду, ничего во мне хорошего! Тоже мне сокровище, красть его…

Вытертые тысячами ступней, тускло отблескивали плиты главной площади. За храмом Афродиты Черной началась роща: ровные стволы с плоскими кронами. Черное и белое. Белое и черное. Колоннада портика вокруг источника, подарка Асопа.

Мне сюда. У меня дело.

⁂

Каменная чаша. Ребристый бортик.

Источник Пирена.

– Я пришел прощаться. С кем, если не с тобой?

Сажусь на край чаши. Опускаю руку, касаюсь прохладной воды. Крохотный фонтанчик бьет рядом, поднимаясь едва ли на ладонь. Здесь всегда бьет эта струя воды. Но сейчас мне кажется, что Пирен слушает меня, что он здесь.

– У меня никого не осталось, только ты и дедушка. Знаешь, почему? Вы мертвые. Вас я унесу с собой, как хлеб и сыр. Живым я не нужен, живые мне чужие. Нет, хуже: это я им чужой. Никто, пустое место. Гиппоной, сын Главка? Это насмешка. Даже мама – вас с братьями она хотя бы рожала! А меня принесли, как сверток ткани, передали на сохранение. Ты знал про это?

Ночь. Луна. Нет ответа.

– Теперь уже все равно. Знал ты, не знал – ты погиб раньше, чем я сам узнал правду. Когда я вспоминаю тебя, Пирен – там, в прошлом, я еще сын Главка и Эвримеды. Когда вспоминаю дедушку – тоже. Не понимаешь? Скажешь, я сошел с ума? Я и сам себя плохо понимаю. Ничего, я скоро уйду.

Рука уходит в воду. Скрываются пальцы, ладонь, запястье.

– Они врали мне. Папа, мама, братья. Может, братья и не врали. Если так, они все равно однажды узнают. Спросят: «А ты кто такой, парень? Ты нам не родня!» Ты не спросишь, Пирен, ты умер. Ты – источник. Здесь ты вода; там, внизу – тень.

Облако закрывает луну. Тень ложится на воду.

– Вот дедушка, он говорил мне правду. Я просто не понимал, что он мне говорит. Глупый был, сопливый. Если бы понял раньше, было бы не так больно.

Колонны уходят в темноту. Лес, настоящий лес.

– Ты пойди к нему, Пирен. Где там у вас гора? Скажи, что я его помню. Все помню, до последнего словечка. Ему будет приятно тебя увидеть. Вы присядете на склоне, дедушка отдохнет от работы. А ты ему станешь рассказывать обо мне. Не можешь? Не пойдешь? Ты пил из Леты, ты лишился памяти? Ничего, я помогу тебе. Хочешь крови? Кровь возвращает мертвым память, я знаю.

Нож покидает ножны. Бронзовая рыбка.

– Я бы привел тебе овцу. Барана, ягненка, хоть кого. Но как? Да и красть нехорошо. Папины овцы – они теперь чужие.

Мне не больно. Нож глубоко рассекает ладонь, но мне совсем не больно. Вчера было больнее, и безо всякого ножа.

– Вот, пей. Это хорошая кровь, честная. Я принес тебе ячменной муки…

Сыплю муку в источник.

– И соли. Ты стоишь своей соли, клянусь! Теперь ты вспомнишь, кто ты. Вспомнишь, кто я. Сходи к дедушке, пока не забыл, а?

Был бы день, я бы увидел, как туманное облачко крови кружится в прозрачной воде. Танцует, растворяется. Был бы день, я бы поверил, что Пирен пьет. Сейчас ночь, сейчас все иначе. Вода темная, кровь темная, не различить. Блики играют в чаше, морочат.

– Я пойду. Я боюсь уходить, вот и тяну время. Напился? Все, прощай. Если не забудешь, оставайся у деда, на его горе́. Аиду, небось, без разницы, где твоя тень бродит. Ты дедушку забудешь, крови надолго не хватит. Только он тебя не забудет, понимаешь? Ты пройдешь мимо, а дедушка скажет: «Вот мой внук Пирен идет. Эй, парень, как дела?» И ему станет легче. Даже если ты не ответишь, не оглянешься – ему станет легче, точно тебе говорю. Ладно, извини. Заболтался я…

Ребристый бортик. Каменная чаша.

Источник Пирена.

Колоннада осталась за спиной. Я выбрался из леса теней, пересек открытое пространство, направляясь к южной стене акрополя. Не выдержал, оглянулся. В лунном свете на плитах темнела прерывистая дорожка из пятнышек. Кровь. Моя кровь.

Порез на ладони не спешил затягиваться.

Так не годится. Кровью я вряд ли истеку, но измараюсь и след оставлю. Я сбросил с плеча котомку, пошарил в ней здоровой рукой. Нашел тряпицу, не стал думать, что в нее было завернуто. Чистая? Сойдет. Кое-как замотал ладонь, зубами затянул узел. Капать перестало – и ладно. Боли я по-прежнему не чувствовал.

Ничего я не чувствовал. Разучился.

Куда я пойду? Куда глаза глядят. Куда они глядят? На юг, по известной дороге, ведущей от Истма к Аргосу. Только дорога – это потом. Сначала – к южной стене акрополя. Наш акрополь – крепость с высоченными стенами, башнями, воротами. В воротах день и ночь стража стоит. Ночью – особенно. Днем-то много кто ходит по делам – торговым или еще каким. А вот после заката…

Не стоит и пытаться.

Я нырнул в лабиринт рыночных пристроек, сараев, складов. Лунный свет в здешние закоулки не проникал, под сандалиями копилась кромешная тьма. Иди, братец, осторожней, не то ноги переломаешь! Когда я выбрался на каменистый склон холма, там было куда светлее. Вот тропинка, она ведет к стене. Хорошо, южный склон пологий – не чета северному, который к морю. Там обрыв на обрыве. Точно убился бы! А тут ничего, идти можно. Место знакомое, я его три года назад разведал…

Продрался сквозь кусты. Пошел вдоль стены, ведя рукой по прохладным ноздреватым камням. Ну, где же ты? Неужели заделали? Или я промахнулся?

Ф-фух, вот ты, красавица!

Дыра в стене была на месте. Раньше она казалась мне больше. Ну да, это я вырос, а не дыра уменьшилась. Пролезу? Пролез. Локоть ободрал. Ерунда, царапина.