Единственная для Цербера - Софи Вебер

Ее злобный смех заполнил помещение. Я вздрогнула, когда услышала голос Тимура, на глаза навернулись слезы.

— Отпусти женщин, тебе мы нужны.

Я лишь замотала головой, не желая уходить. Вместе с тем, понимала, что нас отпустят. Айсу не мы нужны были, мы выступали лишь приманкой для этой женщины.

— С чего ты взял, что я собиралась отпустить их, — вдруг произнесла она. — Вы сгниете тут все вместе.

— Ну нет, Айсу, — произнес Тимур. — Если с Аней и Эмель что-либо случится, ты не выйдешь отсюда живой, — я спиной чувствовала его звериный оскал и злость.

— Хорошо, — произнесла она. — Они могут уйти.

Она что-то сказал по-турецки своим амбалам, они подошли ко мне и к Эмель, и стали развязывать нас. Мы тут же подбежали к нашим мужчинам. Я уткнулась Тимуру в грудь и сжала ладонями его спину, прижимаясь ближе.

— Мы должны уйти вместе, — прошептала я. — Вместе, Тимур.

— Иди, Аня. Вас увезут. Бери Эмель и уходите.

— А вы? — с надеждой спросила я. — Вы вернетесь? Придете же к нам?

Тимур замялся, но постарался сделать вид, что все в порядке. Конечно же я понимала, что он не уверен, но просто не хотела верить в то, что все закончится вот так. Что наша жизнь здесь и сейчас закончена, что больше не будет меня и Тимура. Что моя дочь не узнает отца. В это верить я просто не хотела. Нет. Нет. Нет и еще раз нет.

— Тимур, — я припала в жадном поцелуе к его губам.

Не хотела верить, что это конец, что все, что у нас было, так быстро и просто закончится. Будто по щелчку пальцев одного злодея.

— Аня, иди, — прошептал он. — Не усложняй, просто уходите.

Я не могла оторваться от него. Не могла оставить его тут, понимая, что он — все, что у меня есть. Он, моя единственная вселенная, ради которой я живу и без которой у меня просто нет шансов.

— Эй, ну хватит нежничать, — произнесла Айсу и нас грубо оттолкнули от мужчин.

Буквально оторвали. Я не могла сдвинуться с места, и меня подтолкнули к выходу. Один бог знал, как сложно мне давался каждый шаг. Об Эмель я вообще молчу. На выходе она упала на колени и мне пришлось ее подталкивать. Наконец, мы дошли к машине, забрались на заднее сидение, и водитель тронулся с места.

Я не знаю, сколько мы так проехали, минуту, две, или, может, десять. Пришла в себя я только тогда, когда послышался мощный взрыв. Я не хотела верить. Обернулась и увидела здание, горящим в огне. Куски металла разбросало по дороге позади нас. Я попыталась открыть машину и выбежать, но водитесь произнес:

— Простите, таков был приказ Тимура Эмировича.

Меня так и не выпустили. Как и не пустили потом к нему на похороны, потому что я была слишком эмоциональна. Через неделю я родила дочь. На седьмом месяце беременности, недоношенную, на грани жизни и смерти. Она единственная меня вытащила с того света, из депрессии, в которую меня вогнала потеря Тимура. Я до последнего не верила, думала, что он вернется, но он не вернулся. Ни через месяц, ни через год.

Два года спустя

Каждый из нас хотя бы раз в жизни совершал неправильные поступки, принимал неверные решения. Кто-то пострадал сильнее, кто-то меньше, я но без сомнения все мы вынесли из этого уроки.

Я не знаю, сколько ошибок мы совершили с Тимуром, что всё закончилось так. Каким богам мы не угодили, что они разгневались и не позволили нам быть вместе. Я бы с радостью вернула время вспять и где-то поступила по-другому, провела бы последние несколько месяцев с мужем иначе. Уделяла его бы ему больше внимания, готовила бы сама, и вообще… изменила бы все, что можно, лишь бы получить больше воспоминаний, больше тех моментов, о которых так часто спрашивает сын.

Я до сих пор не могу поверить, что Тимура больше нет. Что он больше не придет в нашу жизнь, не зайдёт в дверь и не скажет “Привет, Аня”. Не возьмет сына на руки и не поиграет с дочкой, а ведь он так хотел.

Я обещаю себе не плакать и, взяв со стола торт с зажжеными свечами, выхожу в гостиную. Здесь меня уже ждет дочка и сын, а еще мать Тимура, и несколько слуг. Самых близких. Вики с Ахмедом нет. И я до сих пор не знаю, что у них. Все ли в порядке. Они уехали год назад. Вика звонила, а потом перестала.

— Ула, толт, — закричала Лиза и вытянула ручки вперел. — Садуть, — закричала, и я улыбнулась ей.

Поднесла торт ближе, поставила его на стол и стала вместе со всеми петь “Happy Birthday”. Лизка тут же стала задувать свечи, а я пела, пела, и не могла не думать о Тимуре. Дочь не позволяла забыть о нем ни на мгновения, потому что росла полной его копией. Собственно, как и сын. Они оба были живым напоминанием о муже, а Давид в последнее время даже стал спрашивать о нем, интересоваться папой. Он ходил в детский сад и понимал, что у других детей есть отцы, а у него нету.

— С праздником, моя хорошая, — я поцеловала дочку в щеку, расставила по куску торта всем, а сама забрала грязную посуду и унесла ее на кухню.

Вернуться назад смогла не сразу. Просто стояла в кухне и пыталась не разреветься, не закричать белугой, как это было первые дни после всего, что случилось. Я не знала, как держится Эмель. Кажется, она сейчас жила в доме Эмира. Мы не общались после всего, что случилось, потому что обеим было слишком больно вспоминать.

— Аня, может хватит? — услышала за спиной голос Дани.

— Что хватит? — сначала не поняла я.

— Изводить себя хватит. Я же вижу, как ты мучаешься. Забудь о нем. Нет его, понимаешь? Он умер, Аня. Умер.

— Обязательно об этом напоминать сейчас?

— Да, обязательно, — она кивнула. — Ты не живешь. Существуешь. Не ешь нормально, не веселишься. Ты вспомни, как ты встретила свое день рождение. С бутылкой мартини и одна.

— У меня нет подруг, — возразила, потому что не хотела этого слышать.

Я не могла жить без него. Пыталась, даже на свидание полгода назад сходила, но ничего. Я даже обнять себя мужчине не дала, потому что было противно, потому что мое тело желало только одних рук. И эти руки принадлежали ее сыну.

— Ты должна жить дальше. Ты мододая девушка. У тебя вся жизнь впереди. Я могу скорбеть по ним, я потеряла сыновей, но ты… ты должна забыть и смириться.

— А вы забыли? — вырвалось у меня. — Забыли Эмира?

— Это другое, — возразила она, и я не выдержала.

— Другое, — кивнула. — Он жив, понимаете. Жив. Вы можете его увидеть, поговорить с ним по телефону, — я не замечала, как слезы стали катиться из моих глаз. — Вы все можете, Дани, а я нет. Я только на могилу к нему пойти могу. Представляете?

Она пыталась что-то сказать и возразить, но я лишь прервала ее и махнула рукой.

— Нет, вы не представляете. И не можете, потому что у меня сердце вырвали вместе с ним.