Затерянный храм - Том Харпер

— О господи.

Молхо опустил рукав.

— Может быть, Бельциг мне даже и помог. Потому что о судьбе евреев ходили самые разные слухи. У кого-то дядя жил в Германии, или у двоюродного брата была подружка в Варшаве. Но никто в эти слухи не верил, да и как можно в такое поверить? Бельциг показал мне, что могут сделать фашисты. И я исчез.

Певица закончила петь, и в зале раздались аплодисменты. А она сошла со сцены и села в одной из кабинок, жадно припав к предложенной трубке кальяна. Вместо нее вышел тощий мужчина пижонского вида. Черные волосы были прилизаны, а тоненькие усики делали его похожим на нациста. Грант подумал — может быть, это пародия?

Певец в неловкой позе стоял перед оркестром. Музыкант, игравший на бузуки, начал свою партию — его пальцы запорхали по ладам.

Грант наклонился над столом:

— А вторая часть таблички? Что с ней случилось?

Молхо встретил его взгляд:

— Для вас эта информация очень важна? Вы отнимете у меня другую руку?

В зале раздалось мощное завывание, перекрывшее разговоры и смех. Певец на сцене схватился за стойку микрофона, словно утопающий. Его тело извивалось вокруг нее, и невозможно было поверить, что этот худой человек способен издавать такой звук. Его рулада дрогнула и поднялась на октаву.

Грант сохранил прежнее выражение лица.

— Я просто спрашиваю. Но есть и другие люди, которые ее ищут. Такие, как Бельциг. Если они вас найдут…

Молхо допил свое виски:

— Мистер Грант, вы что, пытаетесь меня запугать?

— Я честно вас предупреждаю.

— Я вам верю. Но поймите меня — я деловой человек. Если человек ко мне приходит и предлагает что-нибудь продать — например, глиняную табличку, — скажем, за сотню драхм, я спрашиваю себя: а не заплатит ли он две? Или, может быть, есть еще кто-то, кто готов выложить три. А вы? Я не спрашиваю — зачем она вам, я слишком хорошо для этого воспитан. Но мне кажется, что вы не археолог, как мистер Пембертон, и не коллекционер. Вы искатель сокровищ? Я уже от многих слышал, что вы здесь с двумя англичанами и американцем — ну и конечно, с вашей очаровательной спутницей. Интересно, на кого вы работаете?

Грант скупо улыбнулся:

— Мне и самому иногда интересно.

— Я понимаю, со мной вы не можете быть откровенным. Значит, и я не могу быть откровенным с вами. Вы тоже должны это понять. — Молхо улыбнулся и поднялся. Здоровяк рядом с ним тоже встал на всякий случай. — Я подумаю о вашей просьбе, мистер Грант. Может быть, когда я решу, сколько стоит моя информация, я назову вам цену. Если да, то я свяжусь с вами в гостинице.

Грант подался через стол, но сразу же наткнулся на могучую ладонь здоровяка, которая толкнула его обратно.

— Долго не тяните. Слишком много народу гоняется за этой вещью. Опасные люди.

Молхо поднял левую руку и помахал Гранту и Марине, посылая жуткий прощальный знак:

— Знаю.

«Мерседес» вез их по пустым улицам обратно в отель. Грант и Марина сидели на заднем сиденье и молчали.

В коридоре возле своих комнат они остановились. Случайному наблюдателю они могли показаться любовниками, вернувшимися с поздно закончившихся танцев. Грант нес свой пиджак переброшенным через плечо, а рукава рубашки закатал до локтей; Марина скинула туфли и держала их в руках — ее ноги больше привыкли к рабочим ботинкам, чем к высоким каблукам. Ее лицо блестело от пота, а в уголке глаза собралась черная капелька туши. Одна из лямок платья сползла с плеча.

— Спокойной ночи, — произнес Грант. В пустом коридоре, где звуки глушились ковром на полу, это прозвучало более резко, чем ему бы хотелось. — Или…

Он сделал шаг к ней. Волосы Марины густо пахли ароматами ночи и музыки — табачным дымом, потом, спиртными напитками и духами. Наверное, гашиш в ночном клубе одурманил и ее. Грант поднял руку и погладил Марину по виску, отведя в сторону локон, упавший на лицо. Марина не отстранилась. Грант провел рукой ниже — по щеке, по шее, по плечу. И нежно вернул на плечо лямку платья.

— У меня есть бренди.

Он почувствовал, как фальшиво это прозвучало, но ложь сейчас нужна была ему для прикрытия. Он сам давно уже ничему не верил.

— Ну, если только по рюмочке, — сказала Марина.

Ее голос звучал как-то сонно, чуть ли не механически. Она позволила взять себя за руку, подвести к двери; держась за локоть Гранта, она ждала, пока он достанет ключ. Грант вставил ключ в замок и замер. Виски, которым угостил его Молхо, грело его изнутри, запах духов Марины почти ошеломлял, но есть такие вещи, о которых никогда не забываешь.

Марина почувствовала, что он напрягся, и подняла голову:

— Что случилось?

— Тсс…

Грант смотрел на дверной косяк. Из щели между дверью и косяком торчал крошечный уголок желтой бумаги — его было почти незаметно, если не знать, куда смотреть. Грант всегда оставлял его, когда выходил из комнаты. Сейчас листок был не совсем на месте. Они — кто бы это ни был — заметили уловку Гранта и попытались ее обойти. Это означало, что они хорошо знают, что делают. А «уэбли» лежал в комнате.

Грант вытащил ключ из замка, держа руку на дверной ручке. Марина попятилась, в замешательстве глядя на него.

— У тебя пистолет с собой? — спросил он одними губами.

Ручка вдруг повернулась, и дверь распахнулась внутрь. Грант, все еще державшийся за ручку, потерял равновесие и влетел в комнату. Он споткнулся, зацепился за что-то ногой и растянулся на полу. Кто-то кинулся на него, но Грант действовал быстро. Он перекатился и вскочил, сделал шаг назад и ударил своего противника в солнечное сплетение. Человек застонал и сдавленно произнес:

— О черт…

Грант остановил замах и отступил. Человек перед ним согнулся от боли, но не узнать его было нельзя — короткая стрижка, широкие плечи, красивый пиджак. А на кровати сидел Мьюр с сигаретой в руке.

— Где вас черти носили?

В тихой библиотеке было душно. Отчасти из-за погоды: неделю дул апрельский ветерок, после чего стало жарко, а отчасти из-за того, что в зале сидело больше народу. Пасхальные праздники закончились, и пестрая компания студентов, художников и ученых, составлявших контингент Британской школы, начала возвращаться. За всеми столами сидели посетители, с серьезным видом листая книги, выглядевшие почти такими же древними, как и цивилизации, о которых в них рассказывалось. Пристроившись у окна с газетой, Грант, подавленный этой целеустремленной серьезностью сидевших вокруг него людей, ощущал себя не в своей тарелке. Да еще и этот ночной разговор с Мьюром.

— И все? Он сказал тебе идти, и ты, как щенок, пошел?

Грант не собирался вступать в спор: