Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины - Алексей Смирнов

– Что я, на африканца похож? – хмыкнул будущий партнер. – В высшем общевойсковом командном дрессировали.

– Прошу прощения, но времени у нас нет, – в вялую светскую беседу представителей славянских народов вклинился Будман. – Сейчас 12.40, хорошо бы все закончить до завтра и освободить территорию для военных. Пусть за нами подчищают. Я пойду на «Альтаире», поближе к лекарствам. Борис, бери снаряжение и грузись на «Орион». Стиг! – самопровозглашенный флотоводец обернулся к Стремстаду, который после стычки с дочерью предпочитал изображать английского джентльмена, наслаждающегося одиночеством в своем клубе. – Тебе, я уверен, захочется пообщаться с Леной. Мои парни помогут тебе перебраться на «Орион».

Старый шпион издал хрюкающий звук, точно поперхнулся коктейлем, который только что себе смастерил.

– Ну да, конечно, нам есть о чем поговорить, – пробормотал он, обескураженный приказом Будмана.

– Странно, зачем он его к нам грузит? Ведь Стремстад явно хотел плыть на «Альтаире». Не верю, что этот скелет заботится о примирении семьи, – щекотно шепнула Лена в ухо Юре.

Как ему нравился этот теплый мятный ветерок, производимый милой заговорщицей! Вместо ответа он обнял Лену за худые плечи, анатомию которых успел изучить во всех подробностях. Что толку строить догадки, если они уже стали камнями, несущимися вниз вместе с сорвавшейся лавиной?

Через час оба судна вышли из залива, взяв курс в открытое море. Острова-близнецы тянулись по бортам, убаюкивая как бараны, которых рекомендуют считать на пути к объятиям Морфея. Шхеры кончились, как всегда, неожиданно. Из-за последнего острова налетел ветер, ударил по струнам крепежных растяжек, засвистел-завыл свою тоскливую песню. «Орион», до сих пор бежавший ровно, снизил ход, принялся переваливаться на низкой боковой волне как раненая утка, которую гнал поджарый охотничий пес – «Альтаир». На руле стоял Сорен, мрачный, как Колумб, обнаруживший, что проскочил мимо Индии и теперь плывет в неизвестность. Сара поднялась к нему в крошечную рубку, о чем-то беседовала с мужем. Юра видел, как она несколько раз провела рукой по его седым кудрям. «Зачем я втянул их в это дело, мелкий бес-соблазнитель!»– Юра тряхнул головой, пытаясь избавиться от неуместной сейчас рефлексии. Он с неприязнью покосился на Боровка, который заливал Степке о своих московских похождениях. «Харон, наверное, так же веселил пассажиров, когда переправлял их через Стикс», – мелькнула мысль.

Стиг Стремстад, забывший о том, что только что был полным инвалидом, прикованным к креслу-каталке («Наверное, пытался разжалобить Лену, да не вышло», – догадался Юра), удалился с дочкой под защиту рубки, на рундук со спасательными жилетами. В боковом иллюминаторе мелькала его тросточка, которую он крутил в руке, как пропеллер. Радовался, что удалось зацепить Лену на разговор.

Справа по борту вырос белый маяк с красным верхом, похожий на гриб-подосиновик. Ландсорт, врата балтийской бездны. «Орион» сбавил скорость, поджидая «Альтаир», теперь тому предстояло вести экспедицию к подлодке. «До места 20 минут хода», – тускло сообщила Сара, спускаясь в кают-компанию из «скворечника», где горевал о своей пропавшей Индии капитан.

– Запомни, «Я ту волети» – и все девушки в Сербии твои, – закруглился со своей «Тысячью и одной ночью» Борис Зорич, положив руку на плечо Степке. – Можешь даже и не говорить ничего, просто дай понять, что русский, и все они твои будут. Приезжай, не пожалеешь.

Кажется, он уже успел приручить «немецкого аристократа», и тот глупо ухмылялся, не освобождая плеча из-под широкой ладони нового кореша, похожей на противень.

– Плохо, – подумал Юра, – теперь присматривать за братушкой придется мне одному.

В кают-компанию вернулись Стиг и Лена, хотя не могли слышать о приближении к финишу. Люди стали как птицы, собирающиеся в стаю, когда чувствуют дыхание зимы.

«Альтаир» обошел «Орион», круто свернув на восток. С ходового мостика семафорил руками что-то бессмысленно-ободряющее Будман. Его лысая голова была повязана цветастым пиратским платком.

– Я сам себя накручиваю, просто трушу перед глубиной, – подумал Юра. Тело начал бить озноб, ладони вспотели. В таком состоянии лучше было бы отменить погружение, но не отправлять же Степку вниз одного с этим непонятным сербом. Последний раз Юра был на восьмидесяти метрах четыре года назад в Южной Африке, подрядился сопровождать одного богатого русского, увлекавшегося подводной фотографией. Вспоминать об этом приключении было до сих пор стыдно. Сорокалетний пузатый предприниматель только что закончил курсы технического дайвинга, это была его первая самостоятельная «проба пера». По идее, Юре нужно было бы спасать в случае чего новичка, а вышло наоборот. Они висели на шестидесятиметровой глубине, на очередной ступеньке декомпрессии перед подъемом, когда к ним приблизилась рыба-молот. Обычных акул Юра повидал, даже белой, за которой закрепилась слава людоедки, не боялся, но это страшилище вдруг ударило по его воображению. Вероятно, случилось временное помешательство, обычная вещь на глубине. Он отцепился от троса и начал всплывать. Толстяк, висевший чуть выше, успел среагировать и ухватил Юру за ногу. Так они и карабкались вверх в течение положенных полутора часов, с рукой туриста на лодыжке инструктора-защитника, хотя тот уже справился с нервами и не порывался умереть мучительной смертью от кессонной болезни. Акула, кстати, покрутилась и уплыла, обнаружив, что два неуклюжих существа, забравшихся в ее мир, все же не ее любимые морские котики. О произошедшем ни турист, ни инструктор не говорили, но уже в гостинце Юра молча протянул своему спасителю аванс, который тот заплатил за поездку. И толстяк так же без слов взял деньги, не отговариваясь с обычным для богачей и победителей благодушием – мол, да брось ты, с кем не бывает, забудь. Это было хуже оплеухи.

– Ты что, заболел? – сзади к Юре прижалась Лена, погасила озноб своим горячим телом.

– Ерунда, призраки прошлого напали, но ты помогла их отбить, – он повернулся к девушке и коснулся губами родинки возле мочки ее уха.

– Ты здесь целуешь, когда боишься, что я от тебя сбегу. Но я пока не собираюсь. А вот ты там, внизу, можешь найти себе русалку, – Лена засмеялась и ткнула пальцем в палубу. – Говорят, они живут в омутах, а мы как раз на краю балтийского омута.

Она соорудила улыбку, а взгляд был похоронным.

– Мне страшно, – сказала она. – Сама не знаю, почему. Наверное от этого и с папашей согласилась поговорить. Подумала, а вдруг больше не придется? Ему нужно было устроить свою смерть, чтобы я поняла: могу ненавидеть, когда знаю, что много-много лет впереди. И у него, и у меня. Я дура беспринципная, да?

– Мне он всегда был чем-то симпатичен, такой обаятельный сгусток пороков, как цветная клякса причудливой формы в скучной тетради отличника. Ты и сама стала немножко кляксой. А была настоящей шведкой, правильной, как автобусное расписание. Что он тебе наплел? Я видел, как бодро мелькала его палка в иллюминаторе.

– Он обрадовался, что я с ним разговариваю. На самом деле он трусит, как и все мы тут. За исключением разве что этого, – Лена показала глазами на Боровка, который притащил наверх из трюма свой громоздкий багаж – сумку с гидрокостюмом, баллоны со смесью – и, ловко тыкая своим «противнем» в планшетку подводного компьютера, вводил необходимые настройки. – Стремстад сказал, что втянул меня в эту историю, чтобы я его хоть немного поняла. Почувствовала, что такое азарт и игра. Врет, конечно, как всегда, но хочется верить. Сейчас он раскаивается. Сказал, что всегда был плохим шпионом, не умел просчитывать своих действий до конца, поэтому и попался. И с этими подводными лодками зря связался. Боится, что нам все это не по зубам.