Спасти «Скифа» - Андрей Анатольевич Кокотюха

Но именно такой подход к жизненным и карьерным изменениям в конечном итоге побудил Крюгера задуматься о перспективах, которые открывает ему день грядущий. Если сегодня ситуация требовала заменить его кем-то, то нет гарантии, что в не таком уж и отдаленном будущем и его снимут с доски. Вероятнее всего, следующее перемещение тоже будет сопряжено с повышением в чине. Вот только Фрица Крюгера не устраивала возможность вместе с этим оказаться еще ближе к фронту. А ведь именно так произошло с его предшественником: тот сейчас имел сомнительное удовольствие слышать, как рвутся снаряды и свистят пули.

Имея непосредственное отношение к аналитике, Крюгер понимал: если в ближайшее время, буквально в течение одной-двух недель, армия вермахта не восстановит утраченные позиции и ситуация на фронте не приблизится хотя бы к той, которая сложилась год назад, до Сталинграда, перспектива оказаться под пулями для него лично возрастает. Фюрер будет взбешен, снова грядут перестановки, и, несмотря на ежедневные вещания доктора Геббельса и победоносное, жизнеутверждающее содержание немецкой военной хроники, такое развитие событий вполне вероятно уже в обозримом будущем. Может быть, даже к осени.

Дело в том, – и майор Крюгер как аналитик это прекрасно понимал хотя бы из донесений агентуры, которые умел читать между строк, – Красная армия уже не та, что дважды – летом сорок первого и летом сорок второго – позорно отступала. В своих решениях Сталин стал чаще руководствоваться мнениями совсем других генералов, не тех, чья самоуверенность, трусость и даже откровенная некомпетентность позволяла немецкой армии относительно легко достигать стратегического перевеса, имея значительно меньшее численное преимущество. То есть Сталин готов и дальше не считаться с потерями, но только если в результате Красная армия выигрывает.

Учитывая весь комплекс фактов, майор Крюгер однажды сделал вывод: он лично при любом развитии событий окажется в проигрыше.

Если контрнаступление удастся, он, конечно, сохранит за собой должность, репутацию и сможет какое-то время оставаться на своем месте при Генштабе, пока не представится возможность уйти с повышением, но уже – в тыл, поближе к Берлину. Однако, несмотря на общее бравое настроение, нельзя не заметить: немецкая армия на участке от Курска до Орла и Белгорода продвигается не так стремительно, как планировалось, и увязла в на удивление плотной обороне красных. Значит, контрудар уже захлебывается. Следовательно, рассудил майор, неоправдавшиеся расчеты рано или поздно свалят, в том числе, на скверную работу агентурной сети. За которую отвечает он, Фриц Крюгер.

Результат не замедлит себя ждать: фронт. Облаченный в яркую упаковку перевод под пули.

Таким образом, оказавшись здесь, в подвале, и понимая, что ему предстоит переброска через линию фронта, причем – скорейшая, с учетом пока еще сложной для Красной армии обстановки, Крюгер сделал вывод: все, что ни делается, все к лучшему. Самое удачное, что может с ним произойти, – это поимка фрейлейн Ольги и других диверсантов до того, как они выберутся из Харькова. В таком случае есть возможность предстать жертвой и героем одновременно, воспользовавшись своим положением и хоть как-то подстраховаться от прогнозируемого списания поближе к передовой. Но если все-таки диверсантам удастся выскочить, Крюгер может смело утверждать – для него лично война завершена.

Но пленник не собирался демонстрировать своим сторожам готовность к личной капитуляции, сдаче позиций и сотрудничеству. Все-таки шанс, что этот бульдог Хойке блокировал город и вот-вот возьмет диверсантов, достаточно велик. Так же, как велика возможность, что кого-то из них удастся захватить живьем. Для Хойке, и не только для него, огромной удачей станет поимка фрейлейн Ольги. А уж она-то, как опытный тактик – Крюгер на примере собственной незавидной участи убедился в этом, – непременно воспользуется этим и скомпрометирует майора перед руководством: мол, проявлял пораженческие настояния, согласился сотрудничать, давать показания, боролся за собственную жизнь…

Это называется «утопить вместе с собой хоть одного врага».

Русские умеют это делать. Немцы не способны, у них слишком развит индивидуализм, они не кидаются на амбразуры, не подрывают себя гранатами в кольце врагов, не направляют на идущие колонны горящие танки и самолеты. Может быть – и снова крамольная мысль! – именно потому армия фюрера смогла так быстро захватить Европу и так крепко увязла здесь, на Востоке, в Остланде…

Когда сверху послышалось шевеление, а потом – звук отодвигаемого погребного люка, пленник поднялся и сел, машинально застегивая китель. Крюгер не сомневался, что к нему снова спускается фрейлейн Ольга. А перед женщиной, к которой к тому же он начал испытывать что-то похожее на профессиональное уважение, офицер не хотел сидеть в неприглядном виде, даже если это – темный сырой подвал.

Крюгер не ошибся – появилась Ольга со свечой в руке. В другой руке она держала миску с картошкой, отваренной в кожуре. Поставила ее перед узником, приспособила свечу в углу, люк не задвинула.

– Я принесла вам поесть, господин майор.

– Вы что-то часто меня кормите, фрейлейн Ольга, – заметил пленник.

– Но вы ведь хотите есть, – в ее голосе – никакой заботы, просто сухая констатация факта. – Я очень хорошо знаю, что нужно мужчинам после длительных возлияний. Конечно, – тут же добавила она, – неплохо бы мясного бульону. Густого, наваристого, крепко перченного. Обязательно чего-нибудь мясного, но не жирного. Только, увы, такой роскоши я вам предложить не могу.

– Вы очень хорошо в этом разбираетесь… Кто у вас в семье увлекался спиртным? Муж?

– Я не замужем, господин майор.

– Здесь.

– И там. У меня нет семьи, нигде, это все, что вам следует знать. А пил у меня сосед по коммунальной квартире. Я и научилась у соседки. Специально уроков не брала, просто иногда она просила помочь ей, так, ничего сложного. Называла мое или чье-то другое участие подсобными работами. Она ведь любила мужа. Когда он приходил в чувство, несколько недель мог работать, как вол, руководил бригадой грузчиков на вокзале. В Гражданскую он командовал конниками… Ну а в мирное время с лошади пришлось слезть.

– Вы где жили… живете… как это правильно спросить… – запутался в собственном вопросе и оттого – немного смутился Крюгер.

– Слушайте, господин майор, мы с вами, кажется, не о том начали разговор, – спокойно ответила Ольга.

– Почему же? Я с вами не согласен! Фрейлейн Ольга, еще три дня назад я знал вас, как совершенно другого человека. И сейчас со мной разговариваете вы настоящая, не играете, не выдаете себя за другого. Согласитесь, теперь у нас одинаковое положение.

– То есть? Я что, ваша пленница в той же мере, что и вы – мой