Пятьдесят оттенков любви. Свадьба и развод по-русски - Ляля Брик

— Постой, сколько же тебе лет?

— Уже двадцать.

Внутри у Кати оборвались все нити, как бельевые веревки под тяжестью слишком большого количества мокрого белья. Она-то надеялась, что ему хотя бы двадцать пять. А двадцать скоро исполнится ее старшему сыну. Не может же она трахаться с почти его одногодком. Теперь она понимает, почему так на нее странно смотрел муж Нины, он-то знал, сколько лет этому парню, раз он учится с его дочерью. Не трудно догадаться, что он подумал о ней.

— Вот что, дорогой, мои планы слегка изменились.

— И в чем, Эльвира?

— Я тебя отвезу домой.

— Но почему? — умоляюще протянул Алексей.

— Потому. Говори адрес.

Упавшим голосом он произнес адрес.

— Далековато, — оценила Катя предстоящую дорогу. — Но ничего, раз в жизни поработаю таксистом. Хотя и бесплатным.

Комната была заполнена плотной субстанцией кромешной темноты. Катя уже час лежала в кровати, но заснуть никак не могла. Вместо сна на нее бесконечным и бесшумным потоком наплывали картины воспоминания. Но от этого они становились не менее яркими.

Разморенный жарой поезд медленно полз по раскаленной степи. Катя молча лежала на верхней полке, не слезая с нее по много часов. Она то ревела белугой, то погружалась в глубокую прострацию, когда окружающий мир вдруг исчезал из сознания, и она оказывалась один на один с чем-то непонятным и необозримым. За целый день она ничего не ела, только пила. А когда вода в бутылке кончилась, прекратила и пить.

Так прошел один из двух дней пути.

Незадолго перед рассветом ее все же покорил сон, а когда он с нее, словно птица с ветки, слетел, то через окно купе уже заглядывал очередной яркий, солнечный летний день. И чего она так сильно хандрит, словно у нее одновременно погибли все родственники, вдруг очень ясно прорезалась мысль. Жизнь не кончилась, а может, наоборот, только начинается. Ей отворила широко двери новая, до этого момента почти неведомая сторона бытия. И она оказалась столь прекрасной, что когда она лишилась ее, у нее возникло ощущение полного краха всего. Но ведь это совсем не так, это глупость. Она — полная сил, еще совсем молодая женщина, у которой все впереди. Ей только нужно принять важные, судьбоносные решения, какими бы тяжелыми они не казались. Но если она их не примет, будет еще тяжелей.

Но тяжелые решения только еще ждали ее, а пока же Кати стало значительно легче. Этот мерзавец Артур прав — жить надо одним днем. И тогда все дни будут хорошими. Хватит мучиться прошлым, если она не сбросит его груз со своих плеч, оно ее окончательно придавит, как упавший камень с горы. Это она видит так же ясно, как выжженный солнцем пейзаж за окном.

Катя с удовольствием поела — за день воздержания она нагуляла прямо зверский аппетит. И он окончательно вернул ей жажду жизни. Еда — это так приятно, питье — приятней не меньше. А еще есть и другие наслаждения, которым теперь она знает цену. И не намерена их упускать, как неловкий охотник дичь. Артур открыл ей глаза не только на секс, он показал, что вся жизнь может быть иной. Человек должен распоряжаться самим собой и ни от кого по возможности не зависеть. И в первую очередь от тех людей, которых не любит.

Поезд миновал открытые всем ветрам, поливаемые раскаленным солнечным дождем степи, и въехал в более сумрачную зону лесов. В купе стало комфортней, не столь душно и жарко, повеяло даже прохладным ветерком, и Катя окончательно успокоилась. Она знала, что дома ее ждут нелегкие испытания, но она уже не сможет изменить себя. А потому придется пройти через их минное поле. Но она справится. Жаль только, что об этом не узнает Артур, он бы одобрил ее поведение. И, возможно, был бы даже горд за нее.

Дома прибывшую встретили радостно. Сорванцы скакали вокруг нее, как дикие козы, Петр не спускал с жены глаз, словно не видел целую вечность, а может и дольше.

Катя раздала всем щедрые дары юга, которые она приобрела в свой последний день пребывания там. И внезапно ее сжало тисками сильное желание остаться одной. Домашняя атмосфера давила на нее так сильно, что стало трудно дышать. Она выскочила на балкон, но это не помогло. Вместо величественных, устремленных в высь гор и безбрежного моря взору открылся грязный, забитый машинами двор, безликие дома, а вместо наполненного ароматом пахучей южной растительности воздуха в ее в легкие устремился пропитанный гарью кислород. Нет, это место не для нее.

Катя вернулась в комнату.

— Чего убежала? — недовольно поинтересовался Петр.

— Душно тут.

— Да, вроде бы сегодня не жарко.

— А мне жарко.

— Ты устала с дороги. Хочешь, пойдем, приляжем.

Катя посмотрела на мужа и поняла, что он горит желание исполнить свои супружеские обязанности. Что же ей делать? Приступать прямо сейчас к решающему разговору? Но она внутренне еще не готова, ей требуется что-то еще, какой-то последний импульс. Но и заниматься с ним любовью она тоже не может, после Артура ложиться в постель с Петром выше ее слабых сил.

— Нет, очень много дел, надо чемодан разобрать, выстирать вещи. Вот в квартире сплошная грязь. Поди, с тех пор, как я уехала, не убирались.

Грязи в квартире было не больше, чем всегда, но Кате надо было срочно найти занятие, чтобы уклониться от семейного секса. Но и Петр тоже гнул свою политическую линию.

— Да потом уберешься, никуда это от тебя не уйдет. Пойдем, отдохнем.

Петр вцепился в ее руку, и как локомотив — вагоны, потащил в спальню.

— Пусти! — завопила Катя так громко, что из своей комнаты прискакали дети. Они с удивлением смотрели на родителей, разыгрывающих перед ними странную мизансцену.

Петр отпустил Катю, он был рассержен, и она знала: если бы не дети, ей бы пришлось туго. Он мог и ударить ее.

До конца дня Катя провела вся в трудах; закончив одно дело, тут же принималась за другое. В какой-то момент они все иссякли, тогда она решила перемыть уже вымытую посуду и снова протереть всю мебель от пыли, хотя там ее уже не осталось. Ей было все равно, чем заниматься, лишь бы не оставаться наедине с супругом. Была бы возможность, она бы с удовольствием стала белить потолок.

Но все когда-то кончается. Сначала погас день, потом подошел к завершению вечер, неслышной поступью пришла ночь. Катя, как на заклание, побрела в супружескую спальню. Петр ее уже ждал, на нем была его привычная униформа для этого времени суток: длинные трусы и спускающая к коленям майка. Сколько раз она видела его в таком образе, но не испытывала никакого отторжения, воспринимала это совершенно нормально. Но сейчас от вида мужа ее даже передернуло. До чего же он не красив, примитивен, убог, безвкусен. А секс с ним… разве это секс? Скорее скучный, убогий ритуал, который ничего кроме отвращения у нее не вызывает.

— Ну что ты застыла у входа? Раздевайся и ложись, — услышала она нетерпеливо вибрирующий голос Петра.