Путешественник. Том 1. В погоне за рассветом - Гэри Дженнингс

— А ты, — произнес он с издевкой, — отыскиваешь для себя тюремные камеры все меньше и меньше.

— Откуда вы знаете?..

— Я видел, как эти трое маленьких ублюдков затащили тебя сюда. Это место хорошо известно и имеет дурную славу.

— Я думал…

— И я видел, что они ушли без тебя, опять же втроем. Ты не первый светловолосый и голубоглазый парень, который приходит сюда и больше никогда не выходит обратно.

— А я думал, что в Акре таких мало. Тут все в основном темноглазые и темноволосые.

— Точно. Такие, как ты, редкость в здешних местах, а оракул должен вещать через редкость.

Тут уж я совсем запутался. Что за бессмыслицу говорил этот человек? Он наклонился и на мгновение исчез из поля моего зрения, а затем снова выпрямился. В руке у него была кожаная сумка, которую Насыр, должно быть, выронил, когда уходил. Мужчина заглянул в нее и вытащил пропитанную маслом фигу. При виде нее меня чуть не стошнило.

— Они находят мальчика вроде тебя, — сказал незнакомец. — Затем приводят его сюда, погружают в кунжутное масло и кормят его только такими вот пропитанными маслом фигами. Когда проходит сорок дней и ночей, он становится таким же вымоченным и мягким, как эта фига. Таким мягким, что его голову можно с легкостью снять с тела. — Он продемонстрировал мягкость фиги, повертев ее в руках и с едва слышным звуком разделив на две части.

— Зачем это нужно? — Я затаил дыхание, почувствовав, как мое тело становится мягким под деревянной крышкой, таким же восковым и податливым, как фига, — уже ослабевшее, готовое к тому, что его обрубок с мягким шумом медленно опустится отдыхать на дно кувшина. — Я имею в виду, зачем нужно убивать незнакомца определенной внешности, да еще таким странным способом?

— Его не убивают, как они говорят. Это просто черная магия. — Он бросил на пол сумку и куски фиги, которые держал в руке, а затем вытер пальцы об одежду. — По крайней мере, его голова продолжает жить.

— Что?

— Колдун ставит несколько голов в эту нишу в стене, вон туда, на удобное ложе из пепла оливкового дерева. Он воскуривает перед ними фимиам и шепчет заклинания, а через некоторое время головы начинают говорить. По его приказу они предскажут, будет урожай обильным или скудным, начнутся вскорости войны или наступят мирные времена. Таким способом арабские колдуны получают предсказания.

Я развеселился, наконец сообразив, что этот человек тоже участвует в проделке и все это лишь составная часть розыгрыша.

— Прекрасно, — произнес я в промежутках между приступами смеха. — Ты напугал меня до бесчувствия, мой старый сокамерник. Я уже обмочился от страха и испортил это прекрасное масло. А теперь достаточно. Пошутили, и хватит! Когда я в последний раз видел тебя, Мордехай, то никак не думал, что ты заплывешь так далеко от Венеции. Но ты здесь, и я рад видеть тебя, будем считать, что твоя шутка удалась. А теперь выпусти меня, и мы отправимся выпить вместе gahwah и поговорить о приключениях, которые произошли с нами с момента нашей последней встречи. — Однако он не двинулся, а просто стоял и печально смотрел на меня. — Мордехай, хватит!

— Мое имя Леви, — сказал мужчина. — Бедный юноша, ты уже начал сходить с ума.

— Мордехай, Леви, кто бы ты ни был! — завопил я, начиная ощущать, как меня охватывает паника. — Подними эту проклятую крышку и выпусти меня!

— Я? Я ни за что не прикоснусь к этим terephah — нечистотам, — ответил он, брезгливо отступив назад. — Я не какой-нибудь грязный араб. Я иудей.

От беспокойства, гнева и раздражения в голове у меня стало потихоньку проясняться. И, позабыв о вежливости и такте, я заявил:

— Так, стало быть, ты пришел сюда всего лишь поразвлечь бедного узника? Собираешься оставить меня здесь, чтобы порадовать этих идиотов арабов? Неужели иудей так же верит в глупые суеверия, как и они?

Он проворчал:

— Al tidag.

А затем покинул меня. Еврей с трудом пересек камеру и исчез в сером дверном проеме. Я потрясенно смотрел ему вслед. А вдруг «tidag» означает что-нибудь наподобие «будь ты проклят»? Возможно, это был мой единственный шанс на спасение, а я бездумно оскорбил Леви.

Но он вернулся почти тотчас же, неся в руках тяжелый металлический прут.

— Al tidag, — снова произнес он, а потом решил перевести: — Не волнуйся, я вытащу тебя, поскольку меня просили о тебе позаботиться, но я должен сделать это так, чтобы не прикоснуться ни к чему нечистому. Тебе повезло, я кузнец, и моя кузница расположена как раз через дорогу. Я сделаю все этим прутом, А теперь, молодой Марко, стой смирно, тогда ты не упадешь, когда кувшин разобьется.

С этими словами он размахнулся и обрушил прут на кувшин, после чего мгновенно отскочил в сторону, чтобы его одежда не испачкалась от хлынувшего наружу потока масла. Кувшин разбился вдребезги, издав при этом громкий шум; я покачнулся, когда масло вперемешку с осколками кувшина стекло с меня. Деревянная крышка внезапно всей тяжестью своего веса легла мне на шею. Но поскольку теперь я мог добраться руками до ее верха, то быстро отыскал и открыл петли, на которые ее заперли, после чего сбросил деревянный диск в разлившуюся у моих ног лужу.

— А у тебя из-за всего этого не будет неприятностей? — спросил я Леви, указывая на беспорядок, царивший вокруг.

Леви о чем-то напряженно размышлял и лишь пожал плечами, развел в сторону руки и сделал неопределенный жест бровями, напоминающими лишайник. Я продолжил:

— Ты назвал меня по имени и сказал, что тебя просили обо мне позаботиться. Выходит, ты должен был спасти меня от этой опасности?

— Не от этой конкретно, — ответил он. — Я получил весточку: мол, надо попытаться оградить Марко Поло от неприятностей. Ну и еще мне вкратце описали твою внешность — тебя легко можно узнать по тому, как ты попадаешь во всякие неприятности.

— Это интересно. А от кого была весточка?

— Понятия не имею. Я знаю только, что однажды ты помог некоему иудею сбежать из очень плохого места. А в Талмуде сказано, что награда за mitzva — другая mitzva.

— О, я подозреваю, что это поработал старый Мордехай Картафило.

Леви произнес недовольно, почти сварливо:

— Этот человек не может быть иудеем. Мордехай — древневавилонское имя. А Картафило — совсем не еврейская фамилия.

— Он сам сказал мне, что он иудей, и кажется, и правда был им. Ну а имя его, возможно, было не настоящим.

— Только не говори мне, что этот человек также был путешественником.

Я смешался:

— Ну, вообще-то он рассказывал, что много путешествовал.

— Khakma, — сказал Леви скрипучим голосом и, как мне показалось, с насмешкой. — Это сказка, которую сочинили рассказчики goyim. Нет ни одного смертного иудея, который бы путешествовал. Только Lamed-Vav, их всегда тридцать шесть — тех, кто тайно путешествует по земле и совершает добрые дела.