Вне закона - Валерий Махов

Дело в том, что в этом крыле здания размещались генеральные инспектора Министерства обороны.

Три таблички на одной двери, например, сообщали, что за ней находятся генинспектор Минобороны маршал Советского Союза С. М. Буденный, маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов и маршал Советского Союза И. Х. Баграмян. На другой двери было написано, что здесь проходит действительную воинскую службу генинспектор Минобороны маршал Советского Союза Г. К. Жуков, генинспектор Минобороны маршал Советского Союза А. М. Василевский и генинспектор Минобороны генерал армии П. И. Батов. Такие, или примерно такие, таблички легендарных героев гражданской и Отечественной Игорь с трепетом и религиозным восторгом рассматривал на дверях огромных пустых комнат этого крыла здания Минобороны.

Вечером у Жуковых Анатолий Васильевич Ляпидевский с улыбкой рассказал любопытному пацану, что при Минобороны существует так называемый «Раек», в котором доживают легенды «былинников речистых». По старости и ветхозаветности девать их некуда. Вот им и придумали должность – генеральный инспектор Минобороны. Дали один кабинет на пятерых, один телефон, одну дежурную машину, которая в среду возит на базар жену маршала Буденного, а в четверг – маршала Ворошилова. Но самое главное, что раз в год или два им разрешено проводить инспекцию какого-либо военного округа. А это значит, что, проверяя, например, состояние бронетанковых войск Забайкальского военного округа, маршал Баграмян мог устроить королевскую охоту, попариться в русской бане и отдохнуть от московской загазованной цивилизации в девственно-нетронутой тайге. Ведь из всех радостей активной общественной жизни легендарному герою Великой Отечественной маршалу Баграмяну оставили только одну – он руководил военно-патриотической игрой «Зарница». Так что инспектировать один из военных округов было гораздо интереснее, чем из декоративного блиндажа наблюдать за бегающими с деревянными автоматами «потешными полками» перепуганных детей. Конечно, лучше бы быть действующим командующим каким-нибудь родом войск или одним из многочисленных заместителей министра обороны или начгенштаба, но увы. Приходилось вместе с другими, еще живыми легендами делить трудности и невзгоды генинспекторов Минобороны, доживая в «Райке». После веселого рассказа Ляпидевского Игорю почему-то стало грустно. Всех их он мог легко представить в бронзе и граните. Но в «Райке»… Никогда!

По застоявшемуся воздуху в кабинете и синеве под глазами начальника Андрей догадался, что ночь у того была бессонной.

– Ну что, работнички? Наработали? – тихим зловещим голосом спросил шеф. – У кого есть чем похвастаться, я буду очень рад послушать. Молчите? Что же вы такие скромные? Это даже неприлично. Вот ты, Намучерян. Всю жизнь ты видишь всех, а тебя никто и нигде, ты словно человек-невидимка. И как тебе это удается при твоих-то габаритах, а? Мы, конечно, все за тебя рады. Еще бы, прославил общество «Динамо» на старости лет. Но лучше бы ты стал чемпионом района по раскрываемости тяжких преступлений, чем был чемпионом мира по борьбе среди выживших из ума пенсионеров. Чему ты улыбаешься, Лисицын?! – не унимался шеф. – От вас с Дятловым тоже толку мало. Мы – отдел по борьбе с организованной преступностью, а не экзотический зверинец. Вы все на шару заправляете свои машины. На шару жрете мясо в дорогих забегаловках, на шару даже проститутками пользуетесь… Не возмущайся, Волков, ты не пользуешься, потому что тебя твоя прокурорша за яйца подвесит под городским мостом. И все остальное тоже на шару. Вы – элита красноперая. Вас даже менты боятся. Что вам еще нужно, чтобы вывести эту нечисть с улиц?! Почему идет мочилово?! Почему льется пусть черная, пусть преступная, но кровь?! Закатывали бы они друг друга в цемент и топили в Гудзоне, хер с ними. Но в Лопани концы не спрячешь. Они даже в невозбужденном виде будут, что поплавки, из воды торчать. Вон, на хер, на улицу! Не хер сидеть в кабинетах! Отбейте бошки своим «барабанам», открутите яйца своим сутенерам, этим евнухам придорожным яйца совсем не нужны, протрите бельма своим смотрящим, сделайте хоть что-нибудь, в конце концов. Иначе я разгоню этот элитный зверинец к чертовой матери, а вы, сучьи дети, пойдете в ППС пьяниц потрошить да плевки с асфальта собирать. Я вас в участковых сгною! Я вас в отделах кадров закопаю! Вон пошли, уроды! – закончил совещание подполковник Зайцев, обычно спокойный и сдержанный.

Москва. 1970-й год. Тумана всем компаниям представляли не иначе как «полтавская находка Жукова». Пятнадцатилетний пацан, скрипа тележного боявшийся, попал в великолепную семью добрых и хороших людей, где все его любили по-своему. Но больше всех, глубоко и по-матерински, любила его Альбина Феликсовна.

По четвергам в мастерской Жукова проводили так называемые литературные вечера. Тогда в Москве это было модно. По средам – у Рины Зеленой, по четвергам – у Жуковых, по пятницам – еще у кого-то и так далее. Такая форма общения между людьми была для Тумана в диковинку. Мастерская Николая Николаевича находилась в самом центре Москвы, на улице Горького. Напротив Моссовета, правее задней ноги коня Юрия Долгорукого, находилась арка. Войдя в нее, нужно было повернуть налево, к первому подъезду, и подняться на седьмой или восьмой этаж – Туман сейчас и не помнил, но зато точно помнил, что семье принадлежал весь этаж. Так вот, туда по вечерам приходили человек семьдесят-восемьдесят. Все садились за длинный стол, где было что выпить и закусить. И обсуждали последние новости в Москве.

– А вы слышали, что у Райкина инфаркт?

– Что вы говорите?

– Представьте себе. Вызвали в ЦК, на Старую площадь, и он прямо в кабинете упал на ковер.

Кроме сплетен, слухов и новостей поэты читали свои стихи, актеры рассказывали театральные и киношные байки. И так далее, и тому подобное… Каждый раз кто-то был звездой вечера. На таких вечерах Туман видел Ростроповича и Солженицына, Высоцкого и Окуджаву, первого советского сценариста Иосифа Прута и главного редактора журнала «Юность» Бориса Полевого, Майю Плисецкую и Мариса Лиепу, Дмитрия Шостаковича и Галину Вишневскую. И много других великих и просто интересных людей.

Слава Ростропович купался в те годы в лучах диссидентско-революционной славы. Именно он предоставил свою дачу опальному тогда Солженицыну. Вся Москва знала о войне клана Жуковых и Вучетичей. Великий советский скульптор, автор памятника Дзержинскому на Лубянке и волгоградского мемориала, лучшие годы жизни потратил на борьбу с великим советским художником. А Вознесенский читал свои стихи, посвященные борьбе добра и зла, где под добром угадывался Жуков, а под злом – Вучетич. От этого людского калейдоскопа с непривычки кружилась голова. Но Туману все было интересно, хотя и непонятно многое …

Преступный мир города в очередной раз содрогнулся, узнав о страшной кончине самого удачливого реализатора смерти – Димы Дранко. Но больше всего авторитетам не понравилось то обстоятельство, что появились какие-то отморозки, обвешанные тротилом, готовые каждому выдать билет на смертельно опасные аттракционы в один конец. Все это дурно попахивало лихими девяностыми, когда бригады кладбищенских копателей работали в три смены. Потекли даже мусорские крыши. Работала только одна точка, да и то лишь потому, что кум Юры Крымского был командиром мотострелковой воинской части. Хитрый полковник посадил двух отчаянных дембелей в БМП, которую припарковал недалеко от ворот воинской части, в районе аэропорта, где находилось большое количество молодежных клубов. Торчки подходили к боевой машине пехоты, стучали условным стуком по броне, передавали деньги в смотровую щель и оттуда же получали свои дозы.