Только ты - Элизабет Лоуэлл

Рено сожалел, что рубашка не давала ему возможности в полной мере ощутить ее коготки. Он улыбнулся и снова стал дразнить Еву, описывая круги возле нежного узелка, но не трогая его. Ева снова пустила в ход ногти, и Рено засмеялся тихим горловым смехом, несмотря на остроту собственного неудовлетворенного желания.

Рено почувствовал энергичное движение девичьих бедер под собой, и это отдалось сладостью во всем его теле. Он не знал ни одной женщины, которая так желала бы его, пылала бы такой страстью. Самые легкие прикосновения его пальцев тотчас же вызывали бурный отклик. Он наслаждался этой необузданной страстью, купаясь в ее опаляющем жаре, и его тело сотрясалось от желания.

Но как Ева ни призывала его, как ни умоляла о новых прикосновениях к сокровенной плоти, он ускользал от нее.

— Почему? — спросила она в недоумении.

— Я хочу услышать, как ты попросишь меня об этом.

Ева застонала от нетерпения и потянулась к Рено, но он лишь коснулся ее.

— Еще, — сказала Ева, дрожа.

Рено дотронулся до возбужденной, пылающей плоти.

— Сильней, — ее голос прервался. — Сильней же!

Она стукнула кулачком по плечу Рено, стремясь скорее прикоснуться к огню, который удалялся, едва лишь она приближалась к нему.

— Этого мало, — проговорила она, сердясь.

— А что если я скажу, что это — все?

— Нет! Должно быть больше!

Рено снова коснулся ее, со всей нежностью стал ласкать набухший, трепещущий бутон. Она задохнулась, ее тело было готово принять его.

Сжав зубы, борясь с желанием, Рено сделал глубокий вдох, чтобы сохранить самообладание. Сила естественной страсти Евы передалась ему. Это было все равно, что дышать огнем.

— Рено, — прошептала она, — я…

Ее голос прервался, когда она качнула бедрами.

— Так? — спросил он.

Гладкая и твердая плоть наращивала давление, раздвигая и расправляя ее.

— Да-а, — протянула она неверным голосом. — Да-а-а…

Рено стал равномерно, мощно входить в Еву, более не сомневаясь в успехе проникновения, поскольку ее возбуждение было очевидным.

И внезапно Рено обнаружил преграду, которая была преодолена в тот же миг, когда обнаружилась. Было впечатление разрыва ткани. Появилась жидкость, не имеющая никакого отношения к страсти.

Ева мгновенно открыла глаза, почувствовав, как боль пронизала ее тело.

— Ты мне делаешь больно, — сказала она хрипло.

Попытки Евы столкнуть Рено лишь разожгли его еще сильнее. Он придержал девушку руками, будучи слишком возбужден, чтобы добровольно покинуть этот упругий ласковый рай, в который только что вошел. Набегающие волны пламени накрывали его, приближая к разрядке.

Содрогающееся тело Рено продолжало двигаться, и боль у Евы куда-то отошла. Более того, она почувствовала, что языки пламени, берущие начало в месте соединения их тел, поднимаются выше, захватывая все ее тело.

Волны острой страсти поразили Еву, равно как и хриплые стоны Рено и ритмичные движения его плоти в глубине ее тела. Она закрыла глаза, издала прерывистый вздох и стала ожидать, когда Рено освободит ее.

Однако Рено не сделал попытки к этому даже тогда, когда его дыхание успокоилось. Грудная клетка его вздымалась и опускалась, и уже от этого она ощущала движение внутри себя. Рождались токи нежелательной более страсти. Ей стали неприятны эти ощущения, ибо она знала теперь, что результатом будут боль и отчаяние.

Она была одной из тех неразумных женщин, о которых говорила донна. Они отдаются — и не получают ничего. Рено не желает любви девушки из салуна. Он хочет только ее тела.

И он его получил.

— Слезь с меня, — не выдержала наконец Ева.

Холодность ее тона рассердила Рено. Ведь только что она была такой жаркой, так желала его, а теперь спешит поскорее от него отделаться. Трудно было более определенно сказать, как мало удовольствия получила она от близости с ним.

А ведь он испытал такое наслаждение, что даже перестал контролировать себя. Такого никогда с ним раньше не случалось. Сознание того, что он желал ее сильнее, чем она его, привело Рено в ярость.

Затем он вспомнил о легкой преграде, вставшей на его пути. Но не мог поверить в то, что девушка из салуна могла быть девственницей.

«Вероятно, у нее давно не было мужчин».

Этим можно объяснить некоторое сужение сладостного грота и его способность сжимать и ласкать даже тогда, когда он не делал никаких движений.

Рено заново осознал, насколько тонко и деликатно сложена Ева. Он не желал причинить ей боль, но, по всей видимости, все-таки причинил. Осознание этого одновременно и устыдило, и рассердило его, поскольку лишний раз подчеркнуло, как сильно хотел ее он и как мало — она.

— Только не говори, пожалуйста, что ты этого не хотела, — резко сказал Рено. — Ты сама напросилась на это, это ясно, как божий день.

Румянец вспыхнул на щеках Евы, когда она вспомнила свое безрассудное поведение. Рено был прав. Она напросилась на это.

— Но сейчас я об этом не прошу, — твердо заявила она.

Прошипев нечто не очень благочестивое, Рено откатился в сторону.

У Евы перехватило дыхание, она содрогнулась всем телом в тот момент, когда его плоть выскальзывала из ее чувствительной плоти.

Кровь пламенела на солнце как подтверждение той истины, в которую Рено мог с трудом поверить. Та, которую он взял, была словно дикий, согретый солнцем мед. А он был настолько нетерпелив, что даже не раздел ее, не разделся сам. Он взял ее, не сняв брюк, поспешно, словно проститутку, купленную на несколько минут.

И она позволила ему. Она просила его об этом.

Рено взглянул на Еву так, словно видел ее впервые. Да так оно и было. Он никогда не смотрел на нее так, как сейчас. Он смотрел не на девушку в красном платье, а на невинную девушку; девушку, которую он страстно желал, несмотря ни на что.

— Девственница…

— Да, это так, громила с ружьем. Я девственница.

И внезапно ее рот горестно искривился.

— Точнее, я была девственницей, — поправилась она. — А сейчас я обесчещенная девушка, каких немало на свете.

Слово прозвенело и осталось в мозгу Рено. Обесчещенная.

Подобно тому, как обесчещена Саванна Мари. Как была обесчещена Виллоу.

«Порядочный мужчина женится на невинной девушке, если он обесчестил ее».

Внезапно Рено почувствовал себя загнанным в угол. И, как всякий загнанный в угол зверь, он вознамерился вырваться на свободу. Он вцепился пальцами в плечи Евы.

— Если ты думаешь, что обменяла свою девственность на мужа, — прохрипел он, — ты глубоко заблуждаешься. Я выиграл тебя в карты. Я взял свое… Вот и все.