Лунный камень мадам Ленорман - Екатерина Лесина

– Психиатра скорее, – Мефодий потянул Машку за собой, и она пошла, переставляя ставшие вдруг чужими ноги. – Машуль, послушай…

Сейчас ее отправят домой, скажут, что обстоятельства изменились, и будут правы. Одно дело – убийство, которое, быть может, было, а быть может, и не было его вовсе. И другое – нынешнее.

Машка, пусть и знавшая Грету всего несколько дней, отчетливо понимала: та никогда не стала бы лишать себя жизни. Впрочем, на чем ее уверенность основывалась, Машка не могла бы сказать.

Знала – и все тут.

– Пару дней тебе лучше на берегу провести… дома, – Мефодий смотрел сверху вниз. Все-таки он высокий и надежный. Рядом с ним Машка ничего не боится. – Тут пока похороны, и… все, наверное, уедут. Временно.

– Но вернутся?

– Вернутся, – он наклонился и убрал прядку волос со щеки.

Нежное прикосновение. Дружеское и… только дружеское. Исключительно. Потому что романы с богатыми холостыми хозяевами мрачных домов заводят девушки глупенькие, не осознающие глубины социальных различий. И впоследствии эти глупенькие девушки остаются с разбитыми сердцами.

– И ты вернешься. Через три дня, – Мефодий сказал это с напором и воззрился на Машку, словно ожидая возражений.

Она же кивнула.

Вернется.

Нет, конечно, можно было бы отказаться, Машка чувствовала, что ее не станут удерживать и неустойку не потребуют, но… ей ведь нужны деньги?

Нужны.

И Мефодий один не справится, он хоть сильный, но нервы на пределе.

– Утром я отвезу тебя на берег. Кто-нибудь сможет встретить?

– Сестра.

Галка к позднему звонку отнеслась спокойно, она что-то жевала, причем так смачно, что Машка ощутила приступ голода.

– А я тебе говорила, – Машкино невнятное бормотание Галка выслушала и жевать прекратила, – говорила, что в этом месте ничего хорошего ждать не приходится. И вообще, увольняйся.

– Нет.

– Почему?

– По кочану. Обстоятельства такие. – Машке забралась под одеяло, старая детская привычка, странным образом успокаивавшая. Казалось, что под теплым-теплым одеялом безопасно, что никто-то Машку не тронет, не доберется, не найдет. – Га-а-аль, ну мало ли… платят-то хорошо…

– Угу.

– И никто меня трогать не собирается… просто… везде такое случиться могло.

– Ага.

– Так ты меня встретишь?

– Встречу, – со вздохом произнесла Галка, – а заодно посмотрю на твои обстоятельства…

Она и вправду ждала на берегу, такая родная, строгая, в старом пальто горчичного цвета, с квадратными пуговицами и воротником из крашеной лисы. Галка держалась в стороне, опираясь на старенькую отцовскую шестерку, в которой маячила донельзя довольная мордаха младшей.

– Это моя сестра, Галина, – сказала Машка. – И моя племянница… а это Мефодий…

И как его представить?

– Друг. – Мефодий сам протянул руку и Галкину поцеловал. – Быть может, вы возьмете мою машину? В ней будет удобней, а вашу в гараж поставим.

– И к чему такая любезность? – Галка не давала себе труда скрыть интерес.

– Берегу ценного работника.

– Ну-ну. – По тону было ясно, что Мефодий ей не понравился. В принципе, Галке странным образом не нравились все Машкины кавалеры. И Машка вдруг испугалась, что он, как и остальные, просто-напросто исчезнет. Галка была колючей, но никто не понимал, что колючесть эта возникала не из скверного характера, а потому, что Галка за сестру волновалась.

И Машка со вздохом забралась на заднее сиденье.

– Машуль, – Мефодий не собирался исчезать, но дверь любезно придержал, – я за тобой приеду сам.

Не хватало еще!

– А он мне нравится, – сказала младшая, забираясь на колени. – Серьезный.

– И богатый. – Галка заняла водительское место. – Маша, ты ведь понимаешь, насколько неблагоразумно связываться с человеком не своего круга?

– Я не собираюсь с ним связываться!

Галка не услышала.

– Он привык к доступности девушек…

К счастью, мотор в отцовской машине работал так, что до Машки долетали отдельные слова. К тому же младшая, крепко соскучившись, торопливо рассказывала о своих, несомненно важных, делах. Ее-то Машка слушала с удовольствием.

И уже дома Галка, выпутавшись из пальто, сказала:

– Я против того, чтобы ты возвращалась к нему. Здесь неподалеку кафе открылось. Там официантку ищут и… – она вздохнула, махнула рукой и буркнула: – Хотя бы подумай.

– Подумаю, – пообещала Машка. – Вот те крест!

И Галка улыбнулась.

– Эх ты, бедовая…

А дома все было, как и раньше. Младшая утверждала, что выросла на целых два сантиметра и теперь ей старая одежда мала, старший требовал не пороть чушь, а в Машкиной комнате появились чужие вещи. Ладно, не чужие, племянниковы, и теперь он смотрел на Машку настороженно, со скрытой обидой, отчего Машка чувствовала себя неуютно.

– Я скоро уеду, – сказала она, отводя взгляд.

– В общем, – Галка заговорила на второй день. Она устроилась в кухне, вытянула ноги, упираясь ступнями в старый шкафчик, который уж год как был определен под выселение на балкон, но на балконе не хватало места, а у Галкиного мужа все никак руки не доходили за тамошние завалы взяться. – Дело такое… ясное, и в то же время мутное.

– Какое?

– Машка! Такое, о котором ты меня узнать просила, – Галка поглаживала живот. Вообще беременности она переносила легко, будто бы и вовсе не замечая своего интересного положения. – Про Мефодия своего будешь слушать?

Будет.

И Машка послушно села на табурет. А тот скрипнул и покачнулся. Кухню давно пора было бы заменить, ее еще мама покупала, когда Машка только-только родилась.

– В общем, дело закрыто. Самоубийство чистой воды, если верить заключению. Братец твоего Мефодия потреблял не только спиртное. Торчал он… – Галка дотянулась до хлебницы и, вытащив подсохший ломоть «Бородинского», сунула в рот. Жевала медленно, смачно. – Во всяком случае, в крови нашли не только алкоголь, но и наркотические вещества.

Иногда она переходила на этот канцелярский тон, но случалось подобное лишь в минуты волнений.

– Вот только… не похож он на наркомана. Чистенький. Руки, ноги… нос… там много фотографий имеется, не самых приятных.

Ну да, Машка небось на месте в обморок бы упала, а Галка – ничего, просмотрела и пересмотрела.

А Мефодий про наркотики не знал или побоялся рассказывать?

– Интересно, что господин этот, судя по свидетельствам родственников, пребывал в состоянии глубокой депрессии. И его неоднократно просили обратиться к специалисту. А он не обращался, а пил втихую. А потом, набравшись и закинувшись неслабой дозой, отправился гулять.