Золотой шар - Михаил Белозеров

— Саша, — позвал Калита. — Профессор!..

— А? — растерянно оглянулся тот, близоруко морщась.

— Уходим!

— Погоди… погоди… — бормотал Ген, неумело возясь с автоматом. — Я сейчас… — он прицелился в противника, которого не мог видеть.

Ген мог убить опытного солдата разве что случайно. Стрелять из автомата для него было все равно что кидаться камнями.

— Брось! — сказал Калита и потянул его за рукав, помня, что Ген склонен к необдуманным поступкам.

— Отстань! — Ген снова прицелился.

Калита терпеливо вздохнул.

После взрыва «мухи» пулемет MG-34 на мгновение умолк, а потом стал бить с удвоенным ожесточением. Дорога была каждая секунда. Сейчас рванет, подумал Калита. Раздалось несколько хлопков гранат, которые не долетели до окон. Стена в соседней комнате обвалилась. Клубы пыли полетели во все стороны. Вдруг Калита увидел фаустника. Он целился с третьего этажа.

Калита схватил Гена и потащил. В это мгновение вторая «муха» все же попала в немецкий MG-34, из развалин вынырнул Жора, и вдвоем они справились с брыкающимся Геном, которому очень хотелось застрелить какого-нибудь немецкого солдата.

— Гады, враги, сволочи! — воинственно бормотал он.

Они в три прыжка, волоча тяжеленного Гена, пересекли улицу и оказались среди своих.

— Уходите через квартал! — крикнул Венгловский. — Я вас прикрою!

Оказывается, он сделал еще одно очень нужное дело — посадил Сергея Чачича в доме, похожем на Бастилию, и Чачич прикрывал отход всей группы. Дубасов пробежал по соседней улице. Он расстрелял две ленты. Жора помогал ему перезарядить пулемет.

В этот момент немцы броском захватили дом-утюг, и Калита попал в солдата, который сгоряча выскочил из развалин. Тот так и рухнул головой по направлению движения. Остальные спрятались за стенами и принялись стрелять. Жора кинул наступательную гранату РГО. Такие гранаты взрывались от удара. Здание затянуло пылью. Ветхая крыша накренилась, поехала, как на салазках, и рухнула сравняв с землей угол дом. Из развалин донеслись крики и стоны.

Вдруг поднялся сильный ветер. Он нес песок и пыль. На поле боя пала тень. Земля содрогнулась. Калита поднял глаза. По улице города, задевая головой за облака, двигался каменный человек в ботфортах и сюртуке, полы которого цеплялись за крыши домов. Вот оно, цепенея, подумал Калита, то, о чем предупреждали. У великана была маленькая голова с развевающимися волосами и длинные узловатые пальцы. Он кого-то очень напоминал Калите, который убегал, словно во сне, и никак не мог убежать.

Одна нога великана еще находилась за три квартала от них, а вторая зависла над площадью. Глупый фаустник решил отбить великану ногу и выстрелил почти в упор.

Если бы не фаустник, великан перешагнул бы через площадь. А так он нагнулся почесаться и опустил ногу как раз на площадь и раздавил глупого фаустника. И тогда Калита узнал его. Это был Петр Великий. Точно такой, как в Петропавловской крепости, только огромный.

— Ты не туда идешь, — сказал он Калите и указал каменным пальцем нужное направление. — Иди всегда вслед за солнцем.

И пошел себе, сотрясая землю, и облака закручивались вихрями вокруг его головы.

* * *

Через пять минут они собрались в доме, похожем на Бастилию в миниатюре. Никого даже не ранило, но все были ошеломлены.

— Я бы не хотел жить в этом городе, — сказал Жора Мамыра.

Лицо у него было совсем невеселым.

— А я был хотел, но без немцев, — сказал Чачич.

— Мне все равно, — признался Венгловский.

Андрей Дубасов явно предпочел свои славяногорские леса.

После этого они пошли прямо на восток — туда, куда закатывалось солнце.

Свет не выключили ни в десять, ни в двенадцать. Просто наступали сумерки, и город погрузился в темноту, становясь похожим на бесконечные каменные джунгли, без единого огонька и других признаков жизни.

— Ну слава богу, — сказал кто-то.

— Это не тот город, которые описывали братья Стругацкие, — признался Калита. — И солнце здесь настоящее.

— Я уже понял, — сказал Венгловский.

— И воды мы не найдем.

— И следов тоже, — добавил кто-то, кажется, Жора.

— Разговорчики! — одернул Калита и замер.

На перекрестке в развалинах горел костер. А вокруг сидели люди.

В сумерках, когда начали петь цикады и когда Костя Сабуров основательно уснул, заскрипели телеги. Одна за одной они проезжали мимо костра. Где-то в середине ехал сам вождь Давыдов — полукровка, полурусский, полу-неизвестно кто.

— Заждались? — спросил он, останавливая лошадь: — Тпру-ру-уу… — и, как мячик, соскочил на землю.

— Да нет, — поднялись они, сонные, вялые от ожидания.

— Здесь недалеко, — пояснил Давыдов. — А потом мы отправимся к «шару желаний».

— Что, серьезно? Так просто? — удивился Бараско, продирая глаза.

Он спал и видел сон: дом, свою Мартышку. О том, как он просит «шар желаний» сделать ее счастливым человеком, то есть — без шерсти, без телекинеза и всех ее остальных заморочек. Больше ему в этой жизни ничего не было нужно, больше он ничего не хотел. Его личное счастье сжалось до размеров этой скромной просьбы. Вначале он еще думал о жене, а теперь и о ней не думал. Раньше он стеснялся своего эгоизма, просил за все человечество, и ничего не выходило. Теперь он попросит только за свою дочь, а человечество само как-нибудь справится. С этой мыслью он и проснулся.

А Костя недоумевал. Тайна, за которой все охотились, оказалась вовсе не тайной. Может, у туземцев и желаний нет? — подумал Костя. Вдруг они не люди, а мутанты с планеты Капекс созвездия Альфа Центавра?

— А чего здесь такого? «Шар», он и есть «шар», — равнодушно молвил Давыдов.

Он был деловит, подвижен и теперь уже не жал всем руки после каждой фразы, а обжигал пронизывающим взглядом недобрых глаз.

— Ну ладно, — нехотя согласился Бараско, — чего будем делать-то?

— Для начала надо переодеться и получить оружие.

В телеге лежали маскхалаты, тельняшки, разгрузки и обувь. Опытный Бараско выбрал себе темные кроссовки. Костя предпочел горные ботинки с медными гвоздями в подошве. А капитан Березин — обычные пляжные «вьетнамки».

— А я после армейской обуви ничего другого носить не хочу, — объяснил он в ответ на удивленный взгляд Бараско, обувая «вьетнамки» и от удовольствия шевеля пальцами.

А еще он взял армейскую панаму, коврик и черные очки, словно собрался загорать на пляже.

— Хорошо! Валяться бы вечно на песочке.

— Нет, так не пойдет, — вмешался Давыдов. — Так ты похож на распиздяя. Надо, чтобы все было по-настоящему.