Священная охота - Лоис МакМастер Буджолд

Ингри обо всём рассказал — честно и подробно, но так немногословно, как только мог. Беда заключалась как раз в деталях, каждая новая фраза была чревата новыми вопросами. Однако сжатый отчёт Ингри как будто удовлетворил священнослужителя; по крайней мере то, как освободился волк Ингри, Льюко обсуждать не стал.

— Кто, по-вашему, наложил на вас это заклятие, создал эту странную алую тварь, лорд Ингри?

— Я очень хотел бы это знать.

— Что ж, теперь это хотим узнать мы оба.

— Я рад, — сказал Ингри и, к своему удивлению, обнаружил, что так оно и есть.

Затем Льюко спросил:

— Что вы думаете насчёт леди Йяды?

Ингри сглотнул; его разум походил на птицу, которую подстрелили в полёте.

«Он спрашивает, что я думаю о ней, а не что чувствую», — твёрдо напомнил себе Ингри.

— Она, несомненно, проломила Болесо голову. И он, несомненно, этого заслуживал. — За этой краткой эпитафией последовало молчание, показавшееся Ингри бесконечным. Может быть, Льюко тоже знает, каким полезным инструментом может оказаться молчание? — Милорд Хетвар не желает скандала в связи со смертью принца, — добавил Ингри. — Думаю, что возможные последствия нравятся ему даже меньше, чем вам. — Льюко продолжал молчать. — В Йяде теперь живёт дух леопарда. Он… прекрасен. — «О пятеро богов, я должен сказать что-нибудь Йяде в защиту…» — Думаю, что она более осенена богом, чем о том догадывается.

На это ответ последовал. Льюко выпрямился в кресле, его взгляд стал холодным и пронизывающим.

— Откуда вы это знаете?

Вызов, прозвучавший в словах священнослужителя, заставил Ингри вздёрнуть подбородок.

— Оттуда же, откуда я знаю это про вас, благословенный. Я чувствую это в своей крови.

Искра, пролетевшая между ними, показала Ингри, что он вступил на запретную территорию. Однако Льюко откинулся на спинку кресла и сложил руки домиком.

— В самом деле?

— Я же не полный идиот, просвещённый.

— Я думаю, что вы далеко не идиот, лорд Ингри. — Льюко постучал пальцем по письму, отвёл глаза, потом снова взглянул на Ингри. — Да, думаю, мне следует выполнить категорическое требование моей Халланы и обследовать эту девицу. Где её содержат?

— Её скорее разместили, чем содержат — пока что. — Ингри описал Льюко дом в купеческом квартале.

— Когда ей будет предъявлено обвинение?

— Думаю, что после похорон Болесо — они состоятся совсем уже скоро. Я буду знать больше после того, как поговорю с хранителем печати Хетваром. Именно к нему я и обязан явиться, покинув вас. — Ингри надеялся, что Льюко поймёт намёк. Да, ему необходимо уйти отсюда, пока вопросы священнослужителя не сделались слишком неудобными… Ингри поднялся.

— Постараюсь побывать у леди Йяды завтра, — сказал Льюко, тоже поднимаясь.

Ингри удалось заставить себя быть любезным.

— Благодарю. Буду вас ждать. — Поклонившись, он вышел из комнаты, горячо надеясь, что не кажется улепётывающим, как кролик.

Закрыв за собой дверь, Ингри тяжело перевёл дух. Был ли этот Льюко потенциальным союзником или потенциальным врагом? Ингри вспомнил прощальное напутствие Венсела: «Если дорожишь жизнью, храни и свои, и мои секреты». Было ли это угрозой или предостережением?

По крайней мере ему в разговоре с Льюко удалось избежать всяких упоминаний о графе Хорсривере. В письме о Венселе не могло идти речи — его появление осложнило жизнь Ингри уже после расставания с Халланой, благодарение богам. Но что будет завтра? Что будет через полчаса, когда Ингри в своей дорожной одежде предстанет перед Хетваром, чтобы доложить о своём путешествии и всех происшествиях?

Хорсривер. Халлана. Геска. А теперь ещё и Льюко. Хетвар. Ингри почувствовал, что начинает путаться в том, кому из них что сообщал.

Сориентировавшись, Ингри вернулся к тому проходу, что вёл во двор храма, стараясь, чтобы шаги его звучали уверенно.

Только тогда до него дошло, что, доставив письмо Халланы Льюко, он также — без всякой помощи заклятия, — возможно, выполнил волю своего неведомого врага.

Как раз когда Ингри вошёл в проход, ведущий во двор храма, до него донеслись отчаянные крики. Ингри ускорил шаги — сначала из любопытства, потом в панике: крики сменились визгом. Всюду звучали испуганные голоса. Когда Ингри выбежал в центральный двор, рука его сжимала рукоять меча; он завертел головой, высматривая источник переполоха.

Из арки, ведущей к алтарю Отца, выплеснулась странная толпа. Впереди всех бежал огромный белый медведь, стиснув зубами ногу покойника — старика в одеждах богатого торговца. Закостенелый труп подскакивал и дёргался, как огромная кукла, когда медведь с рычанием мотал головой. Вцепившись в конец серебряной цепи, за ним бежал, спотыкаясь, аколит Отца. Те родичи усопшего, что были посмелее, высыпали следом, выкрикивая советы и требования.

Перепуганный аколит, что-то бормоча срывающимся голосом, попробовал приблизиться к зверю, дёрнул за цепь, ухватил руку трупа и потянул на себя. Медведь встал на дыбы, и огромная лапа нанесла удар. Аколит с визгом отлетел назад, прижимая руку к окровавленному боку.

Ингри обнажил меч и кинулся вперёд, резко затормозив перед разъярённым зверем. Краем глаза он заметил князя Джокола, вырывающегося из рук пытающегося удержать его спутника.

— Нет, нет, — кричал рыжеволосый гигант голосом, в котором звучала мука, — Фафа просто решил, что ему дали еду. Ах, не причиняйте ему вреда!

Говоря «ему», как, изумлённо моргнув, понял Ингри, Джокол имел в виду медведя…

Медведь выпустил добычу и снова поднялся на задние лапы. Он поднимался всё выше… выше… выше… Ингри пришлось запрокинуть голову, чтобы расширившимися глазами охватить нависающее над ним чудовище — разинутую пасть, массивные плечи, могучие растопыренные лапы со страшными жёлтыми когтями…

Всякое движение вокруг для Ингри замедлилось. В нём вспыхнуло другое восприятие — в чёрной ярости в его помутившийся разум ворвался волк. Крики во дворе храма превратились в далёкий рокот. Меч в руке стал невесомым, его остриё поднялось и описало зловещую сверкающую дугу. Взгляд Ингри наметил путь стали — в сердце медведя и обратно, прежде чем зверь даже заметит это движение, завязнув в другом, более медленном течении времени.

Именно в этот момент Ингри скорее ощутил, чем увидел вспыхнувшее вокруг медведя еле заметное сияние бога — как если бы в темноте погладили кошку, и от её шкурки полетели искры. Красота этого сияния поразила Ингри. Его обострившиеся чувства сделали отчаянное усилие в безнадёжной попытке сохранить тающее видение бога, и неожиданно разум Ингри переселился в медведя.

Он увидел свою внезапно укоротившуюся фигуру — двойной образ человека в кожаной одежде с мечом в руке и огромного, тёмного, яростного волка с серебристым мехом, в ореоле яркого света. Так же как сердце Ингри рванулось вслед за сиянием бога, чувства ошарашенного медведя потянулись к Ингри, и на мгновение тройственный круг замкнулся.