История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк - Жорж Дюби

Как показывает Б. Гене, в эту эпоху прежний образ «франкского народа» в умах просвещенных деятелей сменяется ясным образом королевства. Когда Гуго из Флёри в период между 1110 и 1115 годами решает продолжить написание общей истории, которое он довел до IX века (труд этот посвящался покровительнице пишущих людей долины Луары графине де Блуа, а также и Людовику VI), то он ограничивается рассказом о деяниях королей, начиная с Карла Лысого и кончая Филиппом I. Известно, что этот государь избрал монастырь Флёри для своего погребения, и такое решение не могло не сказаться на направленности рассказа. Однако если сравнить его с теми произведениями, которые в прошлом создавались в этом же монастыре и описывали историю народа, то обнаруживается «знаменательный поворот». Он «отражает прогресс территориального государства и понимание историком этого прогресса». Гуго из Флёри пишет историю страны, очень хорошо сознавая, что основателем этой страны — Франции — был Карл Лысый.

Хотя власть короля сохраняет свой домашний характер, хотя, как полагает А. Льюис, родовое сознание еще более укрепляется в доме Капетингов во времена Людовика VI, хотя в 1121 году, очень рано и, несомненно, в предчувствии опасности, король назначает своего сына Филиппа соправителем, но без церемониала, без миропомазания и таким же образом, как самого его сделали соправителем, — в семейном кругу. Но все же в грамоте, освобождающей в 1119 году кафедральный собор Парижа от дорожной пошлины, говорится, что этот собор находится «в ведении нашего». Таким образом, вновь всплывает понятие, взятое из кладовой слов, означающих власть, и нагруженное большим смыслом. Оно ставит властную мощь короля выше мощи князей. Отметим, что королевской канцелярией в тот момент управлял Этьен де Гарланд, архидиакон, благодаря чему указанное учреждение было связано с епископальной школой. И именно в стенах этой школы следует видеть одну из пружин политического возрождения, которое опиралось на обновление основных понятий. Оно происходило здесь, во внезапно разогревшемся очаге исследовательской мысли. Все те, кто жаждал знаний, тянулись к этому очагу, привлеченные достоинствами его мэтров, то есть в Париж.

И здесь я подхожу к другой грани перемен. В 1120 году главный противник короля — герцог нормандцев — согласился, наконец, принести королю оммаж в виде простого обещания дружбы, произнесенного в «приграничье». Тем более что герцог потерял при гибели корабля «Бланш Неф» своего единственного законного сына (у него было много других сыновей, но их матерями являлись наложницы; такие дети, объявленные Церковью бастардами, ныне исключались из числа наследников). Развитие права и описанное событие обусловили уменьшение угрозы со стороны самого опасного из княжеских домов. Однако, как показало сражение при Бремюле и нападение графа де Мёлана, эта угроза оставалась достаточно осязаемой, ощущалась необходимость удерживать в первую очередь Париж, но также Вексен, нужный гласис, обращенный против Нормандии. А для этого важно было укрепить связи с аббатством Сен-Дени, от которого это графство зависело. Людовик VI обосновался в Париже, находившемся на передовой линии обороны от нормандской угрозы. 120 королевских грамот были выданы им в Париже и всего 32 — в Орлеане. Между тем дед Людовика Генрих I останавливался на равные сроки в этих городах. Ценность Парижа определялась не только его положением в сети торговых центров и возраставшей славой его школ. В нем была запечатлена история. Здесь находилась гробница Хлодвига, здесь возвышалась громада самого крупного в Галлии, после церкви в Треве (Трире), кафедрального собора Сент-Этьенн, построенного в VI веке. Храм был свидетелем античного величия города. По правде говоря, это монументальное сооружение находилось в плачевном состоянии да и сам Париж был совсем крошечным. Но все же не занижает ли Р.-А. Ботье численность его населения в ту эпоху, полагая, что оно не превышало трех тысяч человек? По всей видимости, левобережье Сены, полностью занятое виноградниками, было почти безлюдным. Исключение составляли два аббатства — Сен-Женевьев, построенное на месте древнего форума, и Сен-Жермен-де-Пре, реформированное по клюнийскому образцу, окруженное своим «бургом». Оживленным стал правый берег вокруг порта, возродившегося благодаря подъему речного судоходства, и на «холмах», возвышавшихся над болотистым низинами, вокруг монастырей Сен-Жервэ, Сен-Жак, а также монастыря, основанного в честь еще одного святого — Германа Осерского. Очевидно, однако, что основная часть населения жила на острове. На восточной его стороне находился дворец епископа, там имели свои дома каноники. Дом архидиакона Этьена был сооружен на основаниях башни римской стены. За собором Сент-Этьенн строилась новая церковь, посвященная Пресвятой Деве. В этом церковном пространстве сталкивались кланы, подобно тому как это происходило в окружении королевской персоны. В обоих случаях выступали одни и те же люди, оспаривая друг у друга патронаж над преподавателями и scolares, школярами, их учениками. В западной части острова возвышался еще один дворец, построенный на месте античной цитадели, королевская палата, обновленная в предыдущем веке Робертом Благочестивым. Между двумя резиденциями власти, священной и мирской, находились несколько небольших монастырей, еврейская община, жили ремесленники, торговцы.

Чтобы лучше оборонять это место, король постарался надежно укрепить свое жилище, особенно подступы к нему с правого берега реки, земли на котором в основном зависели от других сеньорий. По его приказанию был перестроен каменный мост и сооружен на спуске к нему у берега небольшой castrum, предмостное укрепление — Ле Шатле. Король постарался оживить город. Известна та сторона его деятельности, которая связана с религиозной сферой, — учреждение монастырских общин Сен-Виктор, Сен-Лазар. Но король стремился также поощрять торговлю, являвшуюся для него источником денежных поступлений. В Сен-Лазар открылась ежегодная ярмарка, затем еще одна ярмарка была создана совместно с монахами в Сен-Жермен-де-Пре. Однако наибольшее число людей собирали торги, проходившие вблизи Сен-Дени и приуроченные к определенному дню, к празднованию в середине июня памяти Св. Иоанна. Сен-Дени являлся одним из тех монастырей, которые учреждались вблизи каждого римского сите. В последней трети VI века король Клотар II решил сделать этот монастырь местом упокоения своей супруги, похоронив ее рядом с гробницей Св. Дионисия, мученика, проповедника христианства, первого епископа Парижского, «нашего особого покровителя», как говорил король, правнук Хлодвига. В те времена возведенная над этим martyriumom — склепом с прахом мученика — базилика почиталась как самое святое место во всей Франкии, наряду с церквами Сен-Мартен в Туре, Сен-Медар в Суассоне и Сент-Эниан в Орлеане. Здесь похоронили сына Клотара — Дагобера I, затем его жену, затем сына, а позднее — Карла Мартелла, для которого великое аббатство являлось одной из самых надежных опор. Именно сюда он направил на обучение своего сына Пипина Короткого, который сделал аббата Сен-Дени Фульрада своим капелланом, архипресвитером Франкии и своим главным церковным советником. Через Фульрада осуществлялась связь с папой, то есть союз, обеспечивавший династическую преемственность. В 752 году в Сен-Дени папа Стефан II помазал священным елеем Пипина, его супругу и двоих детей. Пипин также захотел, чтобы его прах покоился рядом с прахом Дагобера. По его приказанию церковь была перестроена, обрела великолепие. После разделов наследства между правнуками Пипина тот из них, которому досталась Нейстрия, — Карл Лысый стал аббатом Сен-Дени. Как и Клотар, он называл Св. Дионисия своим «покровителем», но также своим «сеньором». Это слово позволяло внушать идею о преданности, подобной той, которая скрепляла домашние клиентелы. В некрополе Сен-Дени покоились останки большего числа франкских королей, чем в любом другом месте. Здесь был и прах короля Эда из новой династии Робертинов. Вступив на престол, Гуго Капет также любовно оберегал аббатство. Для реформирования монастыря он вызвал в 994 году аббата Майёля из Клюни. Такое же благоговение, такую же заботу о Сен-Дени проявлял Роберт, сын Гуго. Главным получателем его даров был монастырь Сент-Эниан. Однако в 1008 году, когда королевской грамотой была определена территория вокруг аббатства Сен-Дени, охраняемая от любых покушений, в преамбуле этой грамоты, учреждавшей иммунитет аббатства, Св. Дионисий торжественно назывался покровителем короля франков; указывалось, что предшественники короля, последние Каролинги, перестали почитать этого святого, что их и погубило. Возобновляя традицию, король очищал монастырь, освобождал его ради благоденствия королевства от порожденной нынешнем веком скверны, которая могла бы привести к новому падению.