Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой - Ольга Черненькова

В их распоряжении было всего три дня: от 15 до 17 марта. Они читают вместе стихи, импровизируют, а на третий день Анна провожает Анрепа на фронт. Этот «куртуазный» роман жены весьма огорчил Гумилева, который в то время ухаживал за Е. Бенуа, добровольной сестрой милосердия в лазарете.

На Пасху Гумилев сбежал домой. Здесь его неожиданно застал С. Ауслендер. Николай Степанович лежал в кровати, больной, бледный, под белой простыней. Он удивил старого друга холодностью. Не хотел показаться слишком трогательным, решил Ауслендер. Он почувствовал между супругами раскол, будто оборвались какие-то нити. Это было, видимо, следствие увлечения Анны Андреевны Борисом Анрепом. Однако в эти дни они оба много пишут, стихи рождаются легко, свободно. У Ахматовой они обращены к Б. Анрепу, Гумилев же посвящает два стихотворения, связанные по смыслу, Е. Бенуа.

На свой день рождения, 3 апреля, Гумилев снова в Царском Селе. Ему исполнилось 29 лет. Гумилевы решили запечатлеться на семейной фотографии, сделали два снимка, где они втроем: Анна, Николай и посредине Левушка. На одном снимке мальчика придерживает мама, на другом – отец. Гумилев на фотографии в военной форме с Георгиевским крестом, саблей. Анна – в круглой меховой шляпке, в темном платье, с челкой. Они еще семья, они вместе, несмотря на недовольство друг другом, ссоры, претензии. Они нужны друг другу и считаются друг с другом. Мнимая свобода всякий раз расценивается как путь греха.

Анна подписала фотографию свекрови: «Дорогой мамочке от Коли, Ани и Левы. Царское Село, 5 апреля 1915 года». Наверное, в эти дни Ахматова написала такое «бабье», ласковое и нежное стихотворение:

В апреле у Гумилева начался рецидив, и, видимо, настолько стало худо, что Анна Андреевна сняла комнату на Пушкарской улице, чтобы можно было ухаживать за ним, постоянно навещать в лазарете. От Пушкарской до лазарета не более пяти минут ходу. Она проявляла подлинную самоотверженность, пока выхаживала мужа. Два месяца жила в сырой темной комнате, что спровоцировало возобновление туберкулеза. Мрачные размышления ее и предчувствия складывались в стихи.

Однажды Анна шла в лазарет, и на Троицком мосту сами собой пришли стихи, отрывок:

Пока это по большому счету только пророчество, хотя Анна чувствовала, какое время наступает. Уже можно было сравнить то, что было и что теперь. И со временем эти стихи будут делаться все пронзительнее, все актуальнее.

Придя в лазарет, она прочла отрывок Гумилеву. Считала его фрагментом, мимолетным размышлением. Гумилеву стихи понравились, он посоветовал напечатать именно в таком виде. Собственно, стихам Ахматовой свойственна фрагментарность, отрывочность, недоговоренность. Никто бы и не понял, что миниатюра не завершена или недоделана, недосказана. Таким образом стихи обретают невероятную силу.

А в мае на том же Троицком мосту рождается страшная «Молитва»:

Она была готова платить, и жертва ее будет принята. Потрясенная Цветаева потом спросит Анну Андреевну, как она решилась такое написать, зная, что каждое слово сбывается. Здесь Ахматова поставила судьбу Родины выше своей личной судьбы. Как вспоминала И. Одоевцева, реакция Гумилева на это стихотворение была следующая:

– Но вот с чем я никак не мог примириться, что я и сейчас не могу простить ей – это ее чудовищная молитва: «Отними и ребенка и друга…», то есть она просит Бога о смерти Левушки для того, «чтобы туча над скорбной Россией / Стала облаком в славе лучей…» Она просит Бога убить нас с Левушкой. Ведь под другом здесь, конечно, подразумеваюсь я.

Ахматова не раскаивалась, создав эту страшную молитву, она скоро опубликует эти стихи. Будет расценивать их как свой гражданский вклад в дело войны. Но последствия этого самоотречения не замедлят сказаться: «задыханья, бессонница, жар» в виде бронхита поначалу, а потом и возобновление туберкулезного процесса. А дальше – время покажет.

Гумилева же доктор отправил на медкомиссию, сказав, что состояние его здоровья не позволяет продолжать военную службу. Однако поэт-воин настоял, чтобы его признали годным. Он рвется на фронт, где без него геройствует Лейб-гвардии Уланский полк. В начале июня Гумилев снова уезжает на войну.

Анна с сыном отправилась в Слепнево в надежде на выздоровление. Две недели не было известий от Николая Степановича. Дома тревожились, ждали письма. Ахматова сочиняет «Колыбельную», где называет себя «дурной матерью». Баюкая ребенка, героиня сетует:

Все-таки она и после роковой «Молитвы» полагается на защиту мужа святым Георгием, покровителем русского воинства.

Почти весь июль шли непрерывные бои под непрерывным проливным дождем. Гумилев спасает товарища, вытаскивает из-под огня пулемет. Бой 6 июля он назвал самым знаменательным днем в своей жизни. Он был награжден за тот бой Георгиевским крестом III степени.

Уже 6 июля Гумилев пишет жене: