Освободитель - Виктор Суворов

Последняя остановка у государственной границы

Район города Ужгород

Начальник штаба батальона положил на мои плечи свинцовый взгляд и властно потребовал:

— Повтори!

Я вытянулся и, щелкнув каблуками, забарабанил давно известные слова «Распоряжения по взаимодействию на операцию „Дунай“»:

— Белая полоса — отличительный знак своих и союзных войск. Вся боевая техника советского и союзного производства без белых полос подлежит нейтрализации, желательно без стрельбы. Бесполосные танки и другая боевая техника подлежат немедленному уничтожению без предупреждения и без команд сверху в случае сопротивления. При встрече с войсками НАТО немедленно останавливаться и без команды не стрелять.

Начальник штаба двинулся дальше вдоль шеренги офицеров, приказывая повторить давно всем надоевшее правило то одному, то другому офицеру. Наконец он завершил обход, вышел на середину и завершил инструктаж:

— Товарищи офицеры! Не стрелять по войскам НАТО — это совсем не значит не проявлять твердости и решительности! Там, где первый наш танк встретится с их танком, немедленно должен развернуться взвод или рота. Если возможно, то без стрельбы можно и вытолкнуть их кое-где с занятой территории. Наша задача — захватить как можно больше территории. Пусть потом дипломаты решают, где пройдет граница между Восточной и Западной Чехословакией. Дело чести, чтобы Восточная Социалистическая Чехословакия была больше Западной. Если возникнет стрельба, не горячиться. Лучше отойти назад на километр-два. В драку особенно не лезьте: им тоже ведь не очень хочется в нее лезть. Ну а если дело и вправду дойдет до драки, будьте готовы к худшему.

Начальник штаба ивовым прутом стегнул себя по пыльному сапогу и тихо, но внятно добавил:

— Каждый мерзавец, который вздумает перебежать к бесполосым или западным, должен быть уничтожен немедленно. На любые попытки стереть наши белые полосы и перейти в стан бесполосых вы должны отвечать немедленным расстрелом. Такое право дано каждому из вас. К сожалению, попытки стирать белые полосы возможны не только среди венгерских и польских подразделений, но и среди наших. Будем надеяться на лучшее. — И, сменив тон, он зычно рявкнул: — ПО МЕСТАМ!!!

Мы бросились к своим машинам, возле которых суетились солдаты и сержанты, завершая последний технический осмотр перед выступлением. А с другой стороны колонны так же бегом к ней приближалась плотная группа солдат и сержантов, которые только что получили инструктаж у офицера особого отдела ГБ. Стукачей инструктируют всегда тайно. Но тут перед самой границей особый отдел, видимо, получил новые инструкции, которые нужно было срочно довести до исполнителей — до стукачей. А кругом чистое поле, и времени в обрез. Как ты тут спрячешься? Вот и приходится их инструктировать прямо на глазах всего батальона. О чем у них шла речь, можно догадаться: им дали полномочия без предупреждения убивать нас, офицеров, если мы вдруг начнем стирать белые полосы.

Я резко увеличил скорость, вкладывая все силы молодого организма в стремительный бег, и всем своим существом вдруг понял, что мои собратья-офицеры тоже резко увеличили скорость: каждому хотелось добежать до колонны машин вперед стукачей и глянуть на них всех вместе, пока они не растворились в серо-зеленой солдатской массе.

Вот они! Плотной кучкой. Союз единомышленников. Вот они разделяются на группы, каждая бежит к своей роте. Знакомые все лица. Ах черт! На вон того, черненького, я никогда и не думал, что он постукивает. Он вроде и по-русски говорить не умеет. Как же с ним ГБ общий язык нашло? Вот они смешались с плотной массой солдат. Похоже, что их товарищи не догадываются о причинах их отсутствия: молодые еще солдатики, да и разговаривают на разных языках. Мало чего понимают в происходящем. А ГБ все же не такое глупое. Вынуждены были чекисты в чистом поле собрать стукачей. Но не всех собрали, лишь некоторых. Голову даю на отсечение, что мой личный радист стучит на меня. А вот не вызвали же его на инструктаж! Может быть, раньше ему инструкцию дали, а может быть, один из тех, кто был на инструктаже, ему тайно сообщит подробности. Сколько их в роте? Сколько их в батальоне? Сколько их рядом со мной? Кто они, которые едят со мной из одного котелка, которые греются рядом со мной у одного костра, которые готовы всадить короткую очередь в спину, если увидят в моих глазах искру сомнения?

А тем временем от бронетранспортера замполита батальона отделилась новая плотная группа солдат и сержантов и стремительно понеслась к своим машинам. Это тоже стукачи. Но несколько другого рода. Легальные. У них своя линия подчинения. Это слуги партии. В каждом взводе на тридцать солдат и сержантов — комсомольский секретарь и двое его помощников, да взводный агитатор, да редактор «Боевого листка», а в каждом отделении на семь солдат — один корреспондент этого самого «листка». И в том же взводе часть солдат должна входить в ротное бюро, в ротную редколлегию, в ротную агитаторскую группу. Если они хоть десять слов могут сказать на ломаном русском языке, то одно из этих мест им обеспечено и они уже люди замполита, люди партии. Они слушают, что говорит партия, а партия ушами замполита очень внимательно слушает, что они говорят обо мне, о моих товарищах, о моих командирах и о моих подчиненных. По нахальным рожам легальных политических стукачей совсем легко догадаться, что партия только что и им дала право стрелять без предупреждения офицеров, которые осмелятся стирать белые полосы.

А вот от машины пропагандиста полка быстро, но не настолько, чтобы растрясти свое высокомерие, бежит еще один. Ему 19. У него правильное лицо, правильный нос, правильная фигура, правильные мысли и аккуратная прическа. Таких на Доску почета вешают и выбирают в президиум торжественных собраний. Он — кандидат в члены нашей великой партии. В моей роте он один такой. Он — особая статья. Он — особая нить информации прямо к политическому богу полка. Он — еще один уполномоченный стрелять в мою спину, если стукачи ГБ замешкаются. И он будет стрелять в тайных и явных стукачей ГБ, если они дрогнут и если при этом я опоздаю на секунду их расстрелять.

Кандидат в члены нашей великой партии забрался в мою машину и занял место слева от меня: справа радист (тайный стукач ГБ), сзади пулеметчик (явный стукач ГБ), впереди ротный агитатор — рука партии. Громадные топливозаправщики с ревом отвалили в сторону от броневой колонны, и мы плавно тронулись.

Всю ночь мимо наших бронетранспортеров и танков нескончаемым потоком шли войска. К утру, несмотря на росу, наши машины покрыл настолько мощный слой пыли, что ни опознавательных знаков, ни номеров уже разобрать было нельзя. А войска все шли и шли.

В эфире на все лады повторялась лишь одна команда: «Сократить дистанции!» Все мы четко усвоили наши боевые стандарты: между боевыми машинами дистанция на марше — сто метров, между вспомогательными — пятьдесят. Таким образом, длина колонны одной дивизии равна ста пятидесяти километрам. Сейчас на узком участке советско-чехословацкой границы вводилось сразу две армии, в состав которых входило одиннадцать дивизий, кроме того, тут же шло перемещение обеспечивающих подразделений и резервов Прикарпатского фронта.