Точка возврата - Мария Ильина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Децила увели, заметил, руки дрожат. Закурил, чтобы успокоиться. «Ну и сучонок! Шустрый, соображает! А что если правду сказал? Проверять нужно, проверять и не раз!» Швырнул сигарету на пол, втоптал в крошащиеся осколки. «Неужто Лугов снова опередил? Может, сам всю кашу заварил? Нет, слишком сложно! Приехали бы мы на час позже, одни кости обгоревшие от него бы остались. Да уж, дрянь дело».
К тому же новый фигурант вырисовывается всерьез, теперь не отмахнуться. Дедок-сморчок, двадцать восьмого года рождения. Охренеть, не встать! Мечись теперь между ним и Шредером! Работы поприбавилось, да еще начальство вздрючит из-за заложницы.
Распахнулась дверь, Васька захрустел черепками.
— Что, посуду бить начал? — сочувственно так сказал, без усмешки. — Ну-ну… Полковник вызывает, все на ушах стоят! Сам бугаев тех допросил, а они ни в какую! Видно, Шредера больше зоны боятся, здесь отвертеться можно, а там ответ один.
Выразительный жест — рука у горла. И продолжал:
— Солошин ведь как думает? Выйти гад на связь должен с бойцами своими, отчет о проделанной работе получить, так сказать. Сечешь?
Макс поморщился, полез за сигаретой, пустая пачка комком полетела на пол. Все не так! Блин!
— Вы в Соколове засаду оставили? — надо же хоть что-то сказать.
— А то?! Только хрен он туда сунется! Если заподозрит чего, бабу замочит.
— Если еще не… — Макс не докончил, выругался, не стесняясь.
— Пока ты тут с мальчишкой забавляешься! Личные счеты?
— Да ну тебя! Я убийство почти раскрыл! — голову опустил, ссутулился, точно филин. «Да, упустил тогда парня, прямо из-под носа. Весь отдел насмешил».
— Какое еще убийство?
— Все то же. Младенца не Шредер кокнул! Сам посуди, какой ему резон, не маньяк же он.
— Тебе виднее!
— Да не смейся! Мотива нет! Старик — это чокнутый, психопат и маразматик. Прадед ребенка. И не смотри так. Децил видел его в тот день!
— Ценный свидетель! Ха-ха!
— И сам потерпевший на него думал, вот дело целое собрал, полюбуйся на досуге! — схватил бумаги и флешку, выразительно шлепнул об стол.
— Чего городишь? Какой потерпевший? Покойник, что ли?
— Отец малыша! Дураком не прикидывайся! Вот Шредер на уши и встал, что на него чужую вину вешают. На папашу подумал и взять за жабры решил!
— Час от часу не легче! — Василий недоверчиво взял мятый ксерокс. — Лугов Петр Константинович, тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения. Ни фига себе! Восемьдесят лет, и все туда же!
— Про него внучок кое-что интересное надыбал, ознакомишься на досуге. А сейчас брать его надо!
— Легко сказать! Тут две недели прошло. Какой бы он ни был старый, больной и увечный, свалил уже за тридевять морей, только его и видели!
— То-то и оно! Проверять нужно все вокзалы, аэропорты!
— Так он и поедет по своим документам! Жди! Небось, убрался потихонечку на машине или автобусе. Времени-то было уйма!
Тут не поспоришь. Макс тяжело вздохнул и выдавил:
— Но квартирку, где он жил, найти надо по-любому.
— Вот Кольке поручи, толковый оперок, хоть и зеленый еще. Только с этим потом. Начальство ждать не любит!
Тот же день, вечер.
Загремела, зашелестела электричка, пыльный ветер, вонь, мусор разлетелся по платформе. Лязг тормозов. Люди, толкаясь, заспешили по станции, будто старались наверстать потраченный на работе день. Неряшливый, лохматый мужичок путался под ногами. В ответ на ворчанье и брань только улыбался в косматую бороду, поправлял массивные очки в черной оправе. Левое стекло слегка треснуло и добавляло важный штрих к бомжатскому виду. Шредер чувствовал, что роль удалась, но радости не было. Все катилось в тартарары, как эта мерзкая электричка, швыряющая пыль в глаза. «Лом утром не отзвонился. Видать, крутить начал, самостоятельности захотел! На него похоже. Ненадежный, себе на уме. Давно пора было в расход пустить! Цацкался с ним, идиот!» Напрягся, скрипнул зубами — так бы и убил на месте.
«Ментам сдал? Или еще кому? Понаблюдать надо за базой незаметно, потом уж действовать».
Медленно, будто скучая, прошелся по платформе, прижал к телу потрепанную безразмерную сумку. Драйв не приходил, хоть тресни. Прислонился к хлипкой ограде, глянул вниз и вперед. Магазин, люди снуют, прямо тараканы, бабки торгуют капустой, вроде все, как всегда… машины везде понатыканы, не развернуться. Взгляд зацепился. Черная «тойота королла», обычная, таких тысячи… И все-таки автомобили он умел узнавать «в лицо» по мельчайшим признакам. Спуститься посмотреть номера. Тщательно огибая лужи, побрел по стоянке. «Так и есть! 744. Ай да Лугов! Что же это выходит? Неужто сам?! Кто за ним стоит? Менты или?.. Просчитался я, значит, с бабой его. Не струхнул он, не обделался, а в атаку попер. Теперь на дачку соваться нельзя, как пить дать засада!» Инстинктивно выпрямился, огляделся: вроде тихо. Порадовался: удача не подвела, а то уж бояться начал, что отвернулась совсем, без нее солдату хана. Улыбнулся в косматую бороду, нарочито ссутулился и побрел назад. Захотелось бежать отсюда и не оглядываться, будто кругом враги. Нельзя суетиться. Взял себя в руки. Страх — первый вестник поражения, поддашься ему — и привет!
До электрички на Москву еще полчаса, главное, не выпасть из образа. Бабка в сером клетчатом платке хрипло окликнула:
— Может, капусты возьмешь квашеной? Дешевле отдам!
Шредер притормозил, оглядел кульки, замялся, будто боялся переплатить копейку.
— А попробовать дашь? Торговка рассвирепела:
— Много ходит таких! Пробовать ему! А брать кто будет?! Целый день здесь торчу без толку! Замерзла вся. Это только говорится так — весна. А на деле ветер аж до костей пробирает, — вздохнула, посмотрела в глаза. Очень уж хотелось выговориться. Шредер по-идиотски вылупился, готовый слушать. «Чушь, мусор, пустой треп! Но, может, видела чего необычное сегодня? Такие бабки ничего не упустят, скука — страшная сила!»
— Скучновато у вас в поселке?
— Да какой там! Сплошь пакости творятся! Хулиганье кругом — на улицу выйти страшно, и куда только власти смотрят?! Вот при Советах как было тихо, спокойно. А сейчас что ни день, так ужас.
— Да ну! Не каждый же день.
— Почти каждый! — бабка взбеленилась. — Сегодня только полиция приезжала, в тупичке за забором притон накрыли!
«Вот, значит, как! Все-таки менты! Вот почему Лома не слышно! Сидит, небось, чистуху строчит и на Шредера-гада все валит. Человек— невидимка, что ему будет, так, мультяшная маска, виртуал сплошной». Обозлился, но тревога прошла. «Ясность — это хорошо! Очень даже!»
Полез в карман за мятой сторублевкой, долго расправлял, мусолил: