Омут - Сергей Яковенко

– И я – в общем.

– Ничего не понимаю. Вы не лечились, что ли? Скрывали?

– Нет.

– Вам ведь сколько? Лет тридцать, наверное?

– Около того. И да – я не лечился. У меня СПС проявился всего пару месяцев назад.

– Ничего себе! А так разве бывает?

– Видимо да. До этого все было нормально.

– Вот это да! Никогда о таком не слышала! И как вы поняли, что… м-м-м… что чувствуете это? Ну, вы понимаете, о чем я.

– Не знаю. У меня мать умерла, я расстроился. Да и дочь свою люблю. Понял, что она для меня – главное в жизни. Перестало хватать внимания жены. Она стала казаться мне холодной, чужой. Как-то так…

– Да, понимаю, – Татьяна смотрела на меня отсутствующим взглядом, будто была погружена в собственные воспоминания.

Повисла неловкая пауза, которую нарушил официант. На этот раз он прикатил тележку, уставленную тарелками с нашим заказом.

– Приятного аппетита, – сказал он, а потом ляпнул нечто такое, от чего я чуть не подпрыгнул на стуле, – Мы все вас очень любим!

Улыбка растеклась по его лицу, будто жидкое тесто по сковороде. Он еще пару раз поклонился и, пятясь, ушел восвояси. Я удивленно уставился на Татьяну, рассчитывая услышать объяснения. Она понимающе усмехнулась, взглянула туда, куда ушел официант и сказала:

– Бесит, правда?

– Точное определение, – согласился я.

– Здесь весь персонал такой. Раздражают неимоверно. Такое ощущение, что спэсы не мы, а они. Привыкнешь, – она улыбнулась и подмигнула.

Еда была восхитительной, а еще ее было много. После червивой тюремной каши я был готов есть ее даже голыми руками, но девушка, сидящая напротив, невольно вынуждала соблюдать такт и делать вид, будто я какой-нибудь аристократ, не привыкший есть без ножа. Расправившись с солянкой, попробовал хваленый эскалоп. Он и в самом деле оказался роскошным. Она внимательно изучила мою реакцию и удовлетворенно хмыкнула.

– Я же говорила!

Мы оба улыбнулись и больше до конца обеда не проронили ни слова.

На обратном пути, она рассказала мне о том, как ее лечили до того, как она попала к Регеций. Я слушал с открытым ртом и не мог поверить в то, что такое вообще возможно. Электрошоковая терапия и транквилизаторы – лишь малая часть всех тех ужасов, через которые ей пришлось пройти, и с которыми мог столкнуться я, не встреться мне на пути Аглая с ее экспериментальной медициной. Татьяну «залечили» до такой степени, что она стала наркозависимой. После этого ей пришлось лечиться еще и от наркотиков. Потом были шоковая и инсулиновая терапия. В подробности этих процедур она не вдавалась, но заверила, что приятного в них было мало. А главное – результат такого лечения был нулевым. Ничего не помогло. Проблемы с работой, с образованием, с личной жизнью. Любые двери для человека с диагнозом СПС в этом мире были закрыты. Ей приходилось работать уборщицей, посудомойкой, и, параллельно с этим, самостоятельно заниматься образованием. Она учила английский, интересовалась программированием и писала картины маслом. Творчество ее заключалось в том, чтобы изображать на холстах логотипы компаний, которые эти сами компании потом у нее и покупали. Иногда, но очень редко, заказывали портреты руководителей или учредителей. Бизнес был так себе, но на лечение заработать получалось.

Когда мы подошли к дверям своих комнат, она склонила голову на бок, улыбнулась и сказала:

– Вот мы и дома. Скоро всех пригласят на прогулку. Если ты не против, можем погулять вместе.

– С удовольствием, – совершенно честно сказал я.

– Хорошо, – она открыла свою дверь, – Тогда приятного отдыха.

– И вам.

– Может, перейдем на «ты»? Я, кстати, уже перешла, если ты не заметил, – она хихикнула.

– Без проблем. Мы же теперь соседи. Все же не чужие люди.

Мы хором засмеялись и разошлись по своим норам.

Я снова оказался в одиночестве. Из-за стены, за которой жила Татьяна, донеслись едва различимые звуки работающего телевизора. Вспомнились слова о том, что ей приятно осознавать, что по соседству теперь будет жить живой человек. Возникло удивительное чувство, которое вряд ли когда-нибудь проявилось бы в моем родном мире. По крайней мере, у меня. Его сложно сформулировать, но если говорить просто, то я почувствовал, как становлюсь не одиноким и нужным. Не в качестве человека, обязанного зарабатывать деньги, не в качестве профессионального сотрудника банка, способного помочь с решением финансовых проблем, не в качестве человека, имеющего уникальный «диагноз» и представляющего интерес для психиатров, а просто нужным, как обычный живой человек. И от этого чувства, почему-то, стало горько. К горлу подкатил комок.

Я подошел к окну и выглянул наружу. За стеклами была решетка, выкрашенная белым. Вид из окна открывался не то, что шикарный, но вполне приятный, умиротворяющий. Множество деревьев с начинающими желтеть листьями, земля засеяна зеленым газоном. Между деревьями проходит асфальтированная дорожка, которая теряется в аккуратных зарослях кустов. И никаких заборов, никакой колючей проволоки и вышек с охраной. Только природа, только радующий глаз пейзаж.

Налюбовавшись вдоволь местными красотами, я обратил внимание на то, насколько прочно укреплена решетка, и с сожалением отметил, что без специального инструмента избавиться от нее не представляется возможным. Вариант с побегом через окно отпал сам собой. Нужно было искать другую возможность. Благо, что перемещение по клинике было неограниченным. Поразмыслив немного, решил совершить обзорную экскурсию.

Коридор, на этот раз, пустовал. Едва оказавшись в нем, почувствовал себя преступником. Он был довольно длинным, а в конце находилось единственное окно, на котором, безусловно, была установлена точно такая же решетка, как и на всех остальных в здании. Я пошел в сторону лестницы. Украдкой старался смотреть вверх, в надежде увидеть камеры наблюдения, но, кроме кондиционеров, тихо шуршащих свежей прохладой, ничего не обнаружил. На потолке были установлены какие-то датчики. По всей видимости, пожарные. Однако они были настолько крошечными, что уместить в них еще и камеры казалось не возможной затеей.

Я шагал по коридору в абсолютной уверенности, что здесь обязательно должны быть какие-то средства слежения. Ну, не может быть, чтобы в дурдоме пациентам было позволено бесконтрольно шастать, где заблагорассудится и делать все, чего пожелает их беспокойная душа. Даже то, что здесь пытались лечить совершенно здоровых людей от несуществующей болезни, не могло делать курортом государственное режимное учреждение. Я не сомневался – контроль обязательно осуществляется. И он жесткий! Просто реализован так, чтобы у пациентов не возникало и тени подозрения, что их контролируют.

Вспомнил слова Татьяны об ощущениях в первые дни пребывания здесь. Она тоже была уверена, что все обстоит не так, как кажется. Теперь она так не считает, но это не значит, что Татьяна права. Ее могли просто убедить в этом.