Распутин. Воспоминания дочери - Матрена Распутина

Все мгновенно завертелось волчком. Мне нечего надеть. Как ведут себя за царским столом? Что я скажу царю и царице? Примут ли меня царские дети? Тысячи вопросов проносились в моем мозгу, но оставались без ответа. К счастью, Дуня, никогда не терявшая головы, взяла меня под свое крылышко. Подобрала вполне подходящее платье, волосы расчесывала щеткой и укладывала до тех пор, пока я не почувствовала себя призовой лошадью. Она мыла и скребла меня так, что я начала опасаться, как бы не остаться без кожи.

И вот я готова.

В кукольном доме

Императорская семья жила в Александровском дворце, построенном Екатериной Великой для внука, Александра Первого, который предпочитал его Большому дворцу. Последний использовался только для парадных приемов и государственных торжеств.

Мы ехали во дворец в карете, украшенной царскими гербами. Кучер и лакей на козлах были одеты в синие бархатные ливреи дома Романовых и своим важным видом походили на аристократов (как я их представляла, правда).

Мы въехали в кованые ворота, сопровождаемые приветствием гвардейского караула и по чудесной аллее плавно подкатили к парадному входу. Один лакей бросился открывать дверцы и помог выйти, другой уже распахнул перед нами двери и застыл в низком поклоне, а еще двое помогли снять пальто и шляпы.

Не знаю, как правильно назывался придворный, который вел нас дальше, но про себя я назвала его пажом. Этот паж повел нас через зал, обшитый панелями красного дерева, в приемную, где доложил о нашем прибытии.

То, что произошло потом, показалось мне тогда (и кажется до сих пор) сказкой. Навстречу нам вышли царь Николай Второй и царица Александра Федоровна с детьми. Это была ослепительно красивая семья.

Отец троекратно поцеловал и обнял царя, потом царицу, потом Алексея, потом — по старшинству великих княжон.

Легко представить себе мою робость в ту минуту. Но она буквально испарилась, как только я услышала голос Александры Федоровны. Она сказала: «Очень мило», — и улыбнулась в ответ на мой реверанс (думаю, все же довольно неуклюжий, несмотря на долгие репетиции), подошла и, прижав к себе, поцеловала в пробор.

Затем меня представили царевичу и великим княжнам. Они совершенно не чинились, и это ободрило меня.

Как и всегда в моменты сильного волнения, я поначалу потеряла способность вполне понимать, что происходит вокруг и совершенно не запомнила, кто именно из девочек взял меня за руку и подвел к столу с закусками. Теперь я думаю, что это была Татьяна.

(Странно, вспоминая, я вижу их лица очень четко, а в тот вечер они сразу показались мне на одно лицо — роскошные фарфоровые куклы в роскошном кукольном доме.)

Стол с закусками был рассчитан на взрослых и на детей — черная и красная икра, креветки, анчоусы, что-то невообразимое, бисквиты, фрукты, пирожные, конфеты, бутылки с водкой и вином, кувшины со сладкой (как мне сразу же объяснил Алексей) водой.

Алексей Ужасный

Мы, девочки, остановились чуть в стороне, ожидая сигнала. Алексей же под ногами взрослых пробрался под стол и, откуда-то снизу высунув руку, потянул за край скатерти в надежде поймать на лету что Бог пошлет. Ловко подхватив кусочек чего-то, наколотого на тоненькую палочку, он с криком выскочил из-под стола и понесся в другой угол комнаты.

Царь покачал головой, вздохнул с притворной укоризной, сказал:

— После меня Россией будет править царь, который войдет в историю как Алексей Ужасный.

Царским детям хотелось знать обо мне все: в какой гимназии я учусь, кто меня причесывает и одевает, есть ли у меня механические игрушки, видела ли я их яхту, как зовут нашу корову в Покровском и в таком духе без конца. Больше других усердствовала моя ровесница — великая княжна Мария. (Потом мы с ней подружимся.)

В тот вечер я была очарована вниманием царских детей. Да, разумеется, оно было искренним, но оно же и показывало (поняла я и, главное, призналась себе в этом, конечно, гораздо позже), что мое появление во дворце воспринималось ими как явление диковинки. Между нами — вся Россия. Но, в некотором смысле, такой же диковинкой был во дворце и мой отец. Возникший почти из ниоткуда (а Сибирь в представлении столичных жителей это и есть ниоткуда), он оказался способен соединить это «ниоткуда» и царский дворец. Никому из прежних старцев подобное не удавалось, вернее, не было дано. Я уверена, что понять это очень важно.

«Кушать подано!»

Мне хотелось бы сказать, что в тот вечер я до мельчайших подробностей рассмотрела убранство комнат. Но, к сожалению, ничего подобного не случилось. Рассмотрела я его в другие дни и вечера: стены затянуты розовым Дамаском, кленовая мебель, по стенам развешаны картины и фотографии.

Вошел дворецкий, объявивший, что кушать подано. Мы перешли в большую столовую — высокие окна с красными бархатными занавесями, отделанными золотой тесьмой. Ворс ковра под ногами был таким высоким, что я чуть было не упала, зацепившись каблуками.

На столе, покрытом тонкой дамасковой скатертью, стояла посуда из позолоченного фарфора с императорскими гербами, а у каждого прибора выстроилось по три бокала, тоже украшенных золотыми гербами. Все предметы сервировки, начиная с колец для салфеток, были отмечены такими же гербами.

За спинкой каждого из красных бархатных кресел, расставленных вокруг огромного обеденного стола, высился, как изваяние, лакей, одетый в синюю ливрею и белые перчатки.

Рядом с тарелками — хрустальные подставки для ножей, вилок и ложек. Я не знала о том, что если блюдо недоедено, но ты намерен его еще есть, в возникшей паузе приборы следует класть на эту самую подставку. Проглотив каплю салата, я неосторожно положила свою вилку на тарелку. Мгновенно «мой» лакей выхватил тарелку у меня из-под носа и тут же заменил ее чистой. То же повторилось через секунду.

Вероятно, я так и осталась бы голодной, если бы царица не заметила моего промаха.

— Тебе не понравился салат? — спросила она.

— Нет, ваше величество, понравился, он восхитителен, но лакей его почему-то все время уносит, — ответила я, презирая себя за то, что ябедничаю на неумелую, так я полагала, прислугу.

Тут же все разъяснилось:

— Понимаю. Ты положила вилку на тарелку, а это должно означать, что ты закончила есть.

И она прямо за столом очень естественным тоном, без нравоучительства и снисходительности рассказала мне о премудростях большой сервировки. Так что мне все же удалось поесть досыта (как могут только дети — мешая сладкое и горькое и получая от этого несказанное удовольствие).

Фужер вместо рюмки

Был один момент, значение которого я поняла позже.

Когда Николаю стали наливать водки, он выхватил графинчик у лакея и, минуя рюмку, налил полный фужер. Александра Федоровна что-то громко сказала Николаю Александровичу по-французски, тот по-французски же ответил. Дети сразу притихли. Я, конечно, ничего не поняла. А отец поднялся со своего места, подошел к царю и, глядя ему в глаза, очень тихо проговорил: