Угол - Евгений Южин

– Сам Ур? – сестра демонстрировала привычное презрение, было ощущение, как будто ей неприятно даже общение с этим простым человеком. Тем не менее она заявилась лично – значит, что-то он все же значит.

– Это я. Почему меня захватили?

Сестра отмахнулась, не желая участвовать ни в каких переговорах:

– Ваша дочь и ее слуга захватили то, что им не принадлежит!

Сегодня вечером состоится обмен – ваша жизнь в обмен на ребенка, которого будет воспитывать орден. Я надеюсь, что во время встречи вы будете вести себя благоразумно и не заставите нас применять к вам искусство. Ваша задача – молчать и делать, что вам велят. До вечера вас покормят еще раз. – Уже полуобернувшись, собираясь уходить, бросила: – Если не хотите участвовать в обмене в качестве тушки, будьте паинькой!

Скелле ушла, и Сам едва не зарычал от бешенства на самого себя. Выходит, Ана с Илией добились своего, а он – старый самонадеянный дурак, испортил все. Что стоило ему оставаться на рейде, пока дочь не выйдет на связь? Что стоило отправить на берег разведку? Нет! Поперся лично, как будто он сам скелле и его не посмеют тронуть местные сестры. Ну что же, пришла пора отвечать за это. Главное, что он теперь знал – ребенок у дочери. Его внук! Интересно, посмеют ли скелле убить главу могущественного рода, когда обнаружат уже свою ошибку. Сам ни на секунду не сомневался, что Ана не пойдет на обмен. На войне как на войне – он сам виноват в своей ошибке, он ответит за нее. Лишь бы дочь не решила устроить сражение – Сам отчетливо понимал, что против целой обители у нее нет шансов. Сердце сжалось от боли – зная свою дочь, он понимал, что такой вариант очень вероятен. А это значит, что из-за своей глупости он рискует теперь потерять еще и свою дочь! На мгновение мелькнула странная мысль – убить себя, отнимая последний шанс у сестер, но это значило бы покрыть себя позором – негласный кодекс требовал умереть либо в бою, либо замученным врагом. Избегнуть такой смерти самоубийством – постыдная слабость!

Время до вечера тянулось невыносимо. Единственное окно в его комнате выходило на север, и даже лучи солнца не проникали внутрь, чтобы он мог следить за их движением. Он постоянно вскакивал, услышав любой шорох за запертой дверью, но каждый раз та оставалась закрытой. Когда, наконец, она открылась, Сам уже не реагировал, погрузившись изможденным сознанием в прострацию. Его покормили, сменили воду, и не успел он вновь упасть на одинокую кровать, как дверь открылась снова, но в нее никто не зашел.

Скелле ждала его перед дверью – молоденькая девчонка, еще не успевшая свыкнуться с маской презрения, с любопытством ждала, когда он выйдет наружу. Сам шагнул в галерею, огибающую обширный двор, и осмотрелся – недалеко от выхода с территории монастыря стояла повозка, запряженная волами, рядом с ней молчаливой группой теснились семь женщин, семь сестер скелле. Мужчин видно не было – возможно, вход на территорию для них запрещен или скелле просто не считали нужным привлекать этих бесполезных созданий к важной операции. В дальнем конце галереи обнаружилась знакомая старшая, явно дожидающаяся своего пленника.

– Идите, – тихо произнесла девушка за спиной Сама.

Он подчинился. Глупо спорить со скелле, если хочешь сохранить хотя бы видимость свободы, хотя бы возможность самостоятельно вертеть головой и шевелить ногами и руками. Увидев, что они направились по назначению, старшая, не дожидаясь Сама и его сопровождающую, спустилась к повозке и довольно бодро забралась в нее. Тут же обнаружились мужчины – коренастый дядька распахнул ворота, другой, похожий на него, оказался возницей, запрыгнув на повозку. Еще три сестры молча водрузились туда же следом за старшей.

Повозка тут же тронулась, сестры зашагали следом, окружив Сама, неотлучно сопровождаемого молодой скелле. Тот хмуро смотрел по сторонам – ему не дали никакой возможности переговоров, даже сейчас он был отделен от единственной сестры, с которой, очевидно, только и можно было о чем-то говорить, спинами молчаливых скелле. Сам с интересом рассматривал небольшой поселок, окружавший дорогу, ведущую куда-то вниз по долине. Несколько раз промелькнули любопытные лица обитателей поселка, вышедших поглазеть на редкое зрелище – парад скелле. На выходе из поселка к процессии присоединились два вооруженных мрачных охранника, недружелюбно вызверившихся на Сама. С чего это такая злоба? Может, дочка уже разворошила это гнездо? Впрочем, древнему аристократу не требовалось демонстрировать каким-то мужланам высокомерную позу – Саму искренне было наплевать на их отношение к нему. Тем более перед лицом угрозы близкой смерти.

Дорога вилась вдоль ложа реки, ограниченная с противоположной стороны стеной знакомого Саму черного леса. Тьма, прячущаяся за столбами редких светлых стволов, манила. Казалось, один рывок, и ты на свободе. Но кому, как не главе семьи Ур, знать, кто такие скелле? Он не сомневался ни на мгновение, что стоит ему насторожить тех малейшими нюансами поведения, и будет он ехать остаток пути в повозке, рядом со старшей. Вот только тогда он станет бессловесным грузом – тушкой, и о том, что произойдет на встрече, узнает, если узнает, только из рассказов, опять же, если будет кому рассказать.

Небо затянуло мутной пеленой. Сам уже бывал в этих краях и знал, что через несколько часов пелена загустеет, превратится в плотную облачность и еще позже прольется могучим потоком воды накануне ночи, разряжая тяжелую духоту, накопившуюся за день. Глава семьи Ур ухмыльнулся, интересно устроен человек – переживает, как бы не попасть под ливень, стоя на краю гибели.

Дорога отвернула от реки, огибая большую гору, возвышавшуюся над Углом. Интересно, где сейчас Ана? Сам боялся, что скоро увидит ее лично. Вдали мелькнул океан, но процессия свернула с дорожки, ведущей к поселку, в сторону убежавшей было реки, и они зашагали к холму, который, понижаясь, уходил в море длинным мысом, формируя естественный волнолом и защиту бухты, на краю которой раскинулся Угол. Скоро последний раскинулся перед Самом во всей своей красе, прижатый к воде большой конусообразной горой, на вершине которой стала видна белая полусфера – копия древних храмов. Обогнув бухту, скелле, Сам, охранники и повозка вышли на плоский длинный мыс, замыкавший ее с востока. Океанский прибой поселился в ушах, под ногами заскрипел песок, теплый ветер смахнул липкую влагу со лба, караван остановился.

Сам безучастно стоял, смотря на далекий горизонт. Оборачиваться было больно – совсем недалеко на спокойной воде бухты покачивалась его любимая яхта, оставшаяся без хозяина. Памятник былой свободе и могуществу, превратившийся в укор его глупости и самонадеянности. Вокруг суетились люди, возница разворачивал повозку, охранники кружили вокруг, словно готовые растерзать его, и только молчаливая девочка скелле молча стояла за спиной, в миллион раз более опасная, чем все охранники мира.

Кто-то вскрикнул. Сам повернулся. Вдалеке, из-под кромки леса на холме вышел человек и медленно спускался в их сторону. Старшая сестра что-то скомандовала, остальные развернулись широким полукругом вокруг Сама. Так они и стояли, ожидая пришельца, – Сам в центре с девочкой за спиной, широкая дуга вокруг них из сестер со старшей, стоящей на самом краю справа, позади повозка с возницей и охранниками.