Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец света - Валерия Косякова

Драконье дерево обвито виноградной лозой, которая символизирует искупительную кровь Христа, распятого за человечество. Неспроста данная символика располагается на стороне Адама, грех которого был искуплен Христом. Более того, средневековый зритель с опытом созерцания религиозного искусства без труда считывал характерную позу ступней у Адама, точно такую же как у Христа в сцене распятия.

Ева окружена негативными образами: кроликами (похотью), монструозными зверями, пожирающими друг друга (насилием и агрессией), мутным водоёмом с плавающей в нём уткой-монахиней, читающей книгу (утка ассоциируется с борделем, а её чтение – с лжезнанием).

Внутреннее пространство створки делится по воображаемой вертикали: ровно посередине, над фигурой Христа, расположен светло-алый фонтан органической формы. Фонтан возвышается в центре живого источника Эдема, его розоватый цвет намекает на цвет ризы Христа, а пять белых дисков фонтана – на пять ран Его. В средневековой экзегезе образ воды, бьющей из фонтана, ассоциировался с ранами и кровью Христа – источника вечной жизни, которого хочет причаститься каждый христианин: «Жаждущему дам даром от источника воды живой» (Откр. 21:6–7). Подножие фонтана усеяно драгоценными камнями, но внутри него – сова, символизирующая зло, духовную слепоту, намекающая на грех и распятие Христово. Сова может быть эквивалентом змею и яблоку с древа познания. Зло потенциально присутствует в созданной Богом природе, в раю.

Христос предстаёт в характерной иконографической позе жениха, благословляющего брак, но не между Адамом и Евой, а между собой и Евой. Адам причастен этому союзу через соприкосновение своих ступней с Сыном Божьим – подобная композиция предрекает грядущее распятие. Во многих средневековых миниатюрах, в частности, среди иллюстраций «Bible moralisee» можно увидеть творение Евы из ребра Адама рядом с Распятием Христа, из проколотого правого бока которого выходит Женщина – персонификация Церкви (устойчиво изображавшейся в женском обличии), возникшей благодаря жертве Христа и Его воскресению.

Рис. 150. Творение Евы из ребра Адама. В медальоне ниже – Бог в ипостаси Сына достаёт коронованную Церковь в образе Евы из правого бока Христа. XII в., Франция, Bible moralisee. Oxford. Bodleian library. MS. Bodl. 270b, fol. 006r.

Правая створка посвящена образу брака, так брак может быть благодатью, идеал – это символический брак между Христом и церковью как собранием всех верующих людей, но брак может стать и дорогой в ад. Грехопадение толковалось как потворство плоти и нарушение священного союза, данного Богом. Иисус же – Жених со свой новой Евой – Церковью восстановил священство через искупительную жертву. Христос – символ воздержания, а человек (Адам и Ева) – его нарушение – потерянный рай. Однако как в раю уже содержатся образы порока, так в них же заключается и потенция будущего спасения (очищения). В средневековье бытовала легенда: пока Адам спал во время творения Евы Бог даровал ему провидческий сон, в котором он узрел своё будущее в качестве грешника и Нового Адама – Христа138. Некоторые исследователи считают, что весь триптих можно интерпретировать как специфическое видение Адама в духе средневековой визионерской литературы139.

Из источника жизни, разбившегося вокруг фонтана будто озеро, пьют различные животные, указуя на благодать вод: единорог – символ девственности, непорочности и чистоты (считалось, что вода, которой коснулся рог единорога, может излечить), рядом с ним изображены две лошади, бык, олени и козлята – метафоры души, ищущей убежище в Боге, как сказано Давидом (Пс. 41:1–2): «Так же, как олень стремится к источникам вод, так стремится душа моя к Тебе, Боже».

Справа от озера, над Евой, Босх пишет высохшую землю небольшого холма, Сальвадор Дали усмотрел человеческий (свой собственный) профиль с вытянутым носом в этом фрагменте (который он потом воспроизвёл в своей картине «Великий мастурбатор»). Такие ассоциации возникают неспроста: финиковая пальма на утёсе, обвитая змеем, – это древо познания добра и зла, в то время как сам утёс в силу антропоморфности отождествляется с Голгофой, на которой был распят Христос. Образ Голгофы в средневековой иконографии нередко изображался в виде холма с черепом Адама у основания, что могло спровоцировать антропоморфизм самой Голгофы у Босха как соединение идей первородного греха и его искупления распятием Христа. Более того, в «Золотой легенде» рассказывалось, что именно из древа познания сделали крест для распятия Христа, – это поверье было весьма распространено в средневековье140.

Фонтан, как и часто изображаемые Босхом ветряные и водяные мельницы, становится аллегорией креста, распятия и спасения. Впрочем, не только Босху присуща подобная символика, но и всему средневековью и в целом нидерландской культуре: так в работах Брейгеля, Ван Гога или Пита Мондриана можно обнаружить теологическое понимание мельницы.

Итак, справа от Христа – качества и элементы, прежде прочего, положительные, а слева – символы греха. На левой (для зрителя) половине картины слон олицетворяет силу, ум, трезвость, целомудрие и умеренность, при этом животные с рогами, а также утки и птицы с длинным клювом намекают на мужскую природу и похоть. На стороне Евы – лебедь, который выступает за самоотречение и чистоту, но с другой стороны, из-за своей длинной шеи, уличен в гордыни. Жираф, возвышающийся над прочими животными, до Босха изображался довольно редко, но, по-видимому, тоже символизирует надменность и гордость.

Средневековая сакральная топография помещала Эдем где-то между Индией и Палестиной, считалось, что это место населено чудесными и необычайными животными. Из различных описаний Эдема, Босх черпал вдохновение на создание диковинных образов, с другой стороны, считалось, что после грехопадения земли, Эдем также тронут тленом, поэтому чудное могло перерождаться в чудовищное.

Центральная часть триптиха чрезвычайно сложна для понимания ввиду огромного количества зашифрованных символов и метафор. Сегодня работа исследователей в основном связана с их методичной расшифровкой при помощи анализа фольклора и культурного контекста Нидерландов, а также сравнительного анализа с другими визуальными источниками.

Рис. 151. Центральная часть триптиха «Сад земных наслаждений».

Лейтмотив центральной части – буйство плоти, гедонизм, похоть и разврат. Идеи сладострастия и телесных наслаждений выражены в зримых метафорах и визуализированных пословицах, образах вкушения различных плодов и ягод: винограда, малины, клубники, земляники, вишни, – также ассоциировавшихся с любовными утехами. Да и сам образ сада, благодаря куртуазной культуре, воспринимался как место для утех, увеселений, прелюбодеяния. Многие сюжеты средневековой литературы игривого характера разворачивались в саду, среди цветов и роз, будящих своими ароматами страсть, истому и желание. Зрителю демонстрируется обнажённое тело в различных эротических, более того – табуированных, проявлениях. Половой акт в средневековой мысли воспринимался как неизбежное зло, необходимое для продолжения рода человеческого, а поддаваться искушению, испытывать удовольствие было делом запретным. Церковный календарь, церковный надзор координировал жизнь тела различными формами постов и запретов, отказ от секса занимал немалую часть таковых.