Современная Древняя Греция. Античная и советская история - Сергей Карпюк

Разворачивалась холодная война, началась охота на красных, перспектив у просоветских организаций в США не было никаких. В конце 1946 г. Финли вместе с братьями меняет фамилию, в весной 1947 г. решительно порывает со своим «активистским» «коммунистическим» прошлым, уходит из «Американского русского института» и решает вернуться к изучению древности, в академическую жизнь. Действительно, в какой еще сфере он может рассчитывать на успех? Препятствий много, его отговаривает даже его научный руководитель Уэстерманн. Сохранилось письмо учителя ученику с настойчивыми пожеланиями оставаться в той сфере деятельности, которая уже принесла ему успех.

Но ученый непреклонен… Мозес Финли в 1948 г. становится сначала лектором, а затем доцентом (Assistant Professor) в Университете Ратгерса (Rutgers University) штата Нью-Джерси. Он преподает там в 1948–1952 гг., в кампусе университета в Ньюарке, причем становится одним из самых популярных лекторов. В 1950 г. Финли защищает диссертацию в Колумбийском университете в Нью-Йорке, которая была опубликована в 1952 г.; он приобретает известность в научных кругах.

Книга М. Финли называлась «Исследование о земле и кредите в древних Афинах 500–200 гг. до н. э.» (1952). Как и книга его коллеги и современника Дж. Файна, она была в какой-то мере отголоском «американской трагедии»: разорения фермерских хозяйств в период Великой депрессии в 1930-е гг. Финли исследовал закладные камни на земельные участки и дома и пришел к выводу, что, несмотря на некоторое увеличение бедняцких хозяйств, концентрации земли и обезземеливания крестьянства в IV в. до н. э. не наблюдалось. Бедных стало больше, но богатые не стали богаче, и это в какой-то мере гасило социальные конфликты.

Конечно, Финли был близок к марксизму, но советские историки отталкивались от процесса обезземеливания крестьянства, который приводил к обострению классовой борьбы, создавал революционную ситуацию и т. п. А Финли шел от земли, от исследования реальных хозяйственных отношений, а не от теоретических построений. В эпоху противостояния идеологических схем этот подход стал крайне популярным в СССР, особенно среди молодежи, да и среди зрелых ученых, уставших от царившего идеологического маразма. А на Западе, в добавление к вышесказанному, Финли привлекал как историк, который делал на основании анализа текстов понятные и обоснованные исторические выводы, и было очевидно, к чему нужно приложить знание древних языков и анализ текстов.

Однако настоящие проблемы для Финли таились не в научной сфере: на него завело дело ФБР. Еще в 1942 г. ФБР провело тайный обыск в его доме, присовокупив к делу антинацистский памфлет (напомню, что к тому времени США уже вступили в войну с нацистской Германией). И по-настоящему тяжелые времена наступают для Финли в 1951 г., после того как в своих показаниях его коллега и даже какое-то время друг Карл Витфогель подтвердил членство Финли в компартии США. В марте 1952 г. Финли был вынужден давать показания сенатскому подкомитету Маккарэна.

Как и многие другие жертвы охоты на ведьм, Финли ссылается на пятую поправку к Конституции США, которая гарантирует гражданину, что он не должен свидетельствовать против себя: «Никто не должен привлекаться к ответственности за караемое смертью или иным образом позорящее преступление иначе, как по представлению или обвинительному заключению Большого жюри, за исключением дел, возбуждаемых в сухопутных или военно-морских силах… никто не должен за одно и то же преступление дважды подвергаться угрозе… лишения жизни; никто не должен принуждаться в каком-либо уголовном деле давать показания в качестве свидетеля против самого себя; никто не может быть лишен жизни, свободы или собственности без надлежащей правовой процедуры…».

Ссылка на пятую поправку могла предотвратить или, по крайней мере, отсрочить уголовное преследование, но конгрессмены требовали полного сотрудничества, т. е. нужно было, попросту говоря, настучать на друзей и коллег. Финли, как и многие другие, на это не пошел.

В конце 1952 г. историк был уволен из Университета Ратгерса. В 1953 г. ФБР постоянно искало возможность передать дело Финли в суд, но документы, хранящиеся в Москве, к счастью, были недоступны. На постоянную работу Финли уже не брали, и он работал по договору у антрополога Карла Поланьи. Историк готовился к далекому плаванию, первому в своей жизни. Ему уже за сорок, он никогда не покидал США, да и вообще редко выезжал за пределы Нью-Йорка и прилегающего штата Нью-Джерси. Тем не менее он написал книгу о великом страннике «Мир Одиссея», которая была издана в 1954 г. В ней Финли снова идет своим путем: он не погружается в надоевший «гомеровский вопрос» (проблему возникновения и композиции гомеровских поэм), не рассматривает «Одиссею» как источник сведений о мире Троянской войны, мире ахейских царств. Для него «Одиссея» – кладезь информации о темных веках – этом малоизученном периоде конца II – начала I тыс. до н. э., между падением ахейских царств и возникновением древнегреческой полисной цивилизации.

Работа в поддерживавших СССР организациях, безусловно, оказала влияние на формирование взглядов Финли. Русского языка он не знал, но, к примеру, в его знаменитой книге «Древняя экономика» (Ancient Economy) можно обнаружить цитату из русского классика, причем не из Л. Н. Толстого или Ф. М. Достоевского, как можно было бы подумать, а из И. А. Гончарова. Но это чисто внешнее влияние. Важнее другое. Греки темных веков в описании Финли не занимаются покупкой или продажей товаров, а дарят и принимают дары. Экономика «Мира Одиссея» – это экономика дара, притом не вынужденного. И здесь можно проследить не только и не столько влияние антрополога Карла Поланьи, у которого Финли подрабатывал в 1953–1954 гг. после увольнения из университета, но и след его работы в агентстве «Помощь России в войне», которое отправляло безвозмездно в СССР изделия и продукты на миллионы долларов. Такие дары приносят и принимают люди, разделяющие общие ценности и живущие по единым законам, естественным для цивилизованных людей. Подобными общими ценностями в годы Второй мировой войны Финли считал противостояние фашизму и идею объединенных наций.

Конечно, не следует считать, что именно марксистские или коммунистические идеи жестко определили дальнейшее научное творчество Финли: ученый не был догматиком, его взгляды эволюционировали. В 1947 г. в условиях охоты на красных и холодной войны, опасаясь преследований, он порывает с общественной деятельностью. Однако анализ научных трудов знаменитого историка, написанных в 1950–70-х гг., невозможен без учета просоветской пятилетки 1942–47 гг. в его карьере.

Что же побудило Финли к эмиграции из благополучных послевоенных США с наивысшим уровнем жизни и разнообразными возможностями трудоустройства для ученого-античника?

Безусловно, опасение политических преследований, для чего были веские основания. Советским шпионом Финли, разумеется, не был, но заметным функционером компартии США, очевидно, был. И когда английские коллеги связались с Финли, он уже был готов выехать из США. Доносное письмо американского историка Артура Шлезингера – младшего, представителя леволиберального крыла интеллектуалов и впоследствии секретаря президента Кеннеди несколько тормозит его трудоустройство в Оксфорде. Артур Шлезингер, тот самый, который известен своей знаменитой фразой «История – это долг чести, который мы отдаем прошлому», похвалялся другу в письме: «Я переслал информацию о Финли в Оксфорд, где она послужит полезной цели». Характерно, что в издании его «Дневника» 1953 и 1954 гг. представлены лишь соответственно одной и двумя короткими записями; все остальное было вычищено заботливыми душеприказчиками.