Сотник. Уроки Великой Волхвы - Елена Кузнецова

От этой мысли Арине в первый момент не по себе стало – а не насочиняла ли лишнего? Ну, прислали отроков и прислали, а она невесть что выдумывает! Но оно все равно само думалось. Мало того, понимала, что только так и правильно. И ведь не спросишь ни у кого про это – даже у Андрея не решилась. Это их дело и их ноша. Мужей. И то, должно быть, не всех, а тех, кто решает. Должен кто-то и такие решения за всех принимать…

Как там Нинея говорила? Основная цель всего сущего – жизнь сохранить и продолжить. Но не свою собственную, а всего рода. Одиночки не выживают. Поэтому лишь та община имеет право на жизнь и будущее, в которой все в случае опасности или угрозы извне не о своем спасении думают, а об общем. А от тех, кто не может так сплотиться и вместе противостоять беде, ничего не остается на земле, как от пустоцветов. Даже памяти. Некому о них вспоминать.

А в целом, от всеобщего вынужденного четырехдневного сидения в крепости и польза некоторая получилась. Для того чтобы дурью никто не маялся или страхами и переживаниями себя же не накручивал, потребовалось людей занять делом.

Прежде всего, конечно, справлялись работы, необходимые для обороны: плотники и все свободные от караулов и дозоров мужи в первый же день споро заделали прогалы в крепостных стенах. Отстроить стены, как положено, конечно, они никак не успели бы, но Сучок со своими мастерами придумал в тех местах, где стен еще нет, сложить бревна в штабеля и укрепить их так, что вся крепость оказалась надежно обнесена хоть и временной, но вполне пригодной для обороны оградой. Ну, и телеги с пожитками беженцев расставили по указанию наставников не абы как, а чтобы при надобности ими можно было перегородить ворота и усилить оборону.

В самой крепости все завалы, что образовались в результате бурной деятельности артели, разобрали и расчистили проходы, так что когда беженцы наконец разъехались восвояси, в крепостном дворе образовалась немного непривычная пустота и невиданный доселе порядок. Все вычищено, выметено, и плахи в самых нужных местах по земле проложены, как мостовые в Турове – чтобы во время дождя грязь не месить.

И ров, отделяющий их от посада и той части острова, где еще не начинали строить крепостную стену, за эти дни наконец-то расчистили, углубили и расширили – такими-то силами. Бабьи работы тоже все, что могли только придумать, переделали: постирали-починили-пошили все, что можно. Вот только запасы подъели, но это поправимо. Главное, сотня ворога разбила!

Правда, все роженицы остались в крепости еще на седмицу, хоть и рвались вместе со всеми домой. Оно и понятно – душа-то болит, что там и как. Но тут уж Юлька воспротивилась, да и старшие женщины ее поддержали: нельзя сразу на телегах трястись, да и дома, как сообщили гонцы, не все ладно – пожар едва потушили, есть погорельцы, а среди сельчан – раненые и погибшие. Пусть уж лучше бабы с новорожденными тут еще хоть неделю побудут, в покое.

Именно из-за этого и случился новый переполох: не успели толком прийти в себя после отъезда ратнинцев, как из села опять целая толпа прибыла, во главе со старостой.

Когда прибежавшая с докладом Ева сообщила Анне о новых гостях, они с Ариной поначалу встревожились, не стряслось ли еще чего-то, и чуть не бегом кинулись к пристани. Но выяснилось, что это пожаловали родичи рожениц – отцы да будущие крестные из родни. С ними приехал и отец Симон, священник из Княжьего погоста. А что их староста сопровождал, так это понятно: воеводе некогда, у него перед походом и без того под ногами земля дымилась. Да и дело-то не воинское.

Аристарх и сообщил боярыне, что Младшая стража уже двинулась к Княжьему погосту, а сотня с обозом на пару дней задержалась, чтобы собраться – чай, не на несколько дней в поход идут. Потому отцы младенцев и решили наведаться в крепость, повидать перед уходом жен и детей и заодно окрестить их, пока есть кому. А то ведь отец Михаил, царствие ему небесное, погиб во время нападения находников, а отца Симона дома своя паства дожидалась; ему наверняка забот хватит после того, как оттуда татей выбьют.

Но если родня новорожденных хотела вернуться обратно в тот же вечер, потому что отцы – и крестные, и родные – собирались в поход, то священнику пришлось на несколько дней задержаться. Как только известие о его приезде распространилось по крепости, к нему вереницей потянулись просители, в основном освятить построенные дома – прямо в очередь выстроились. А помимо христиан, желавших исповедаться и причаститься, неожиданно обнаружились двенадцать язычников, пожелавших креститься, из числа присланных Нинеей на строительство, во главе с их старшиной – Гаркуном.

Арина чуть рот не разинула, узнав об этом. И когда это они успели проникнуться? Анна в ответ на её удивление разулыбалась, довольная: плотники уже просили боярыню посодействовать, замолвить словечко и перед священником, и, самое главное, перед воеводой. Гаркун мимоходом похвастался, что рядом с домами артельщиков скоро новая улица вырастет: с дозволения Корнея Агеича будущим христианам выделили место на посаде, чтобы им было куда со временем перевезти семьи.

От такого неожиданного рвения язычников отец Симон умилился и после окончания дневных работ долго с ними беседовал, разъясняя смысл христианского учения. Велел им выучить наизусть «Символ Веры» и «Отче наш», отчего лесовики слегка поскучнели и полезли чесать затылки. Возможно, кто-то из них и засомневался, стоит ли оно таких усилий, но тут встрял их старшой. Уж что он говорил, когда, размахивая руками, убеждал своих сомневающихся друзей, Арина не расслышала, но на тех подействовало – ни один назад не попятился.

Потом Плава, со слов Нила, пересказывала, как лесовики озадачили батюшку:

– Вот, святой отец, прими от нас, для твоих трудов!

– Что это? – отец Симон недоумённо разглядывал солидную белёсую охапку, которую после трапезы вывалили перед ним на стол Гаркун с кем-то из своих людей.

– Дык, это… береста, святой отец…

– Вижу, что не луб, но… для чего?

– Как «для чего?» – удивился в свою очередь Гаркун. – Ты же сам, отче, велел нам молитвы наизусть выучить! А с чего учить-то? Ты уж, сделай милость, запиши их нам, а уж я прослежу… – и старшой многозначительно покосился на подчинённых.

– Да куда столько на две молитвы?

– Дык, это… нам же на всех надо!

В общем, пришлось отцу Симону каждую молитву по дюжине раз переписать: лесовики были уверены, что заучивать можно только написанное рукой самого священника. Сколько там среди них было грамотеев, неизвестно, но потом Нил ругался, что «эти окаянцы» приставали к плотникам «насчёт поучить молитвы» и строго следили, чтобы будущие братья во Христе в самом деле читали «по писаному», а не проговаривали слова молитвы наизусть.

«Молитва – дело такое, вдруг что перепутаете…»

Андрей ещё недостаточно окреп после ранения и почти целые дни проводил на лавке около казармы. Очень уж удобное место оказалось: и солнышко пригревало, и большая часть крепостного двора отсюда просматривалась – недаром же Филимон его себе облюбовал. Арина иногда тоже присаживалась рядом: перевести дух, обменяться взглядами, а то и словом перекинуться – со старым наставником, разумеется, Андрея-то она и без слов понимала.