Тетя Мотя - Майя Кучерская

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 110
Перейти на страницу:

Ее учителем мог бы стать Теплый. Теплый научился прятаться сразу, почти с рождения. Раскатиться безвидным скатом, раствориться в струящихся клубах водорослей, закопаться в густой влажный песок, полууснуть. И слышать, и не слышать, быть и не быть — вот и ответ. У мальчика элементы аутизма. А ты бы, Инна Арнольдовна, детский психолог со стажем, ты бы, мать твою, пожила вот на этой голой кухне перед беснующимся краснорожим мужиком! Ты бы пожила!

Удар по столу кулаком.

— Ты можешь высморкаться, а не хлюпать!

Теплый, не выныривая, на автомате скользит в ванную, она бредет за ним, он улыбается, зорко глядя в черный кружок слива: ядовитозубый сапфир-аметистовый дракон затаился в поблескивающей кварцевой пещере и ждет добычу. Питается он исключительно реактивными стрекозами — скорость у такой стрекозы намного быстрее, чем у самолета.

— Тарелка опять… — гнев душил Колю — опять! Грязная. Ты что не видишь? Тут жирное пятно!

Тарелка летела на пол, входная дверь грохотала. Она медленно подметала осколки. Огненный мрак резкими слоями летел из Коли-дракона, но стоит начать возражать, полыхнет в лицо и сожжет. Глаза у Коли делались белыми, с каждым месяцем, годом вымывалась синева.

По какому праву он кричит на нее? Кто ему это позволил? Но не было такой силы на земле, которая бы ее спасла. Вот это-то и значит — другому отдана? Отдана во всевластное пользование, в то, чтобы он мог вот так — по собственному произволу уничтожать ее, а она не смела ответить. Но почему она не смела ответить? Столько слов она знала и знала, что сказать Коле, чтобы попасть точно туда, в самое беззащитное, она тоже могла ударить разрывающе больно и все же чувствовала: по тому же бетонному закону, по которому отдана ему в пользование, — голоса у нее нет. Кричи не кричи, бей не бей — Коля останется здесь главным. Коля и его ад.

А как же Ланин, лодка? Она вспоминала его лицо, видела его чувственную улыбку, ищущий взгляд, в котором была одна только жажда — закутаться в ее любовь, как в плед из волшебно жаркой, легкой шерсти. Старый любовник, слизывающий с ее губ последние капли воды живой, воды, прогоняющей смерть.

Отчаянье штриховало жизнь, серым по листу, штрих к штриху — или это Теплый рисовал дождь? Мама, ну, какой же это дождь, это снег пошел. Из тучи выросла вниз стена, снежная, но не плотная, можно пройти насквозь. Пролететь. Это чайка, смотри. Она летит к берегу есть черепашат, помнишь, мы видели? Тетя не помнила, но боялась признаться. Где? Разве они видели чаек? В музее, подсказывает Теплый. Ах да, в музее… Там была чайка?

Жизнь кончалась, и что было с этим делать, она обнимала своего мальчика, прятала лицо в ершик затылка, Теплый, деликатно терпя ее приставанья, уже рисовал крошечную черепашку, которая ползла к морю и ничего пока что не подозревала.

Объявление

Новый содержатель амфитеатра, что за Рогожскою заставою, честь имеет объявить, что в нынешнее воскресенье будет большая травля зверей как собственными, так и приводными собаками, из коих первая называется Гранатка, вторая — Полкан, третья — Самолет, которая по своей злобе и свирепости летит к зверю, как ракета. По окончании травли гг. Вильм и Соловим, которые неоднократно были одобрены Публикой, со своею компанией представят на полу разные воздушные скачки и окончат сальто-морталем. В заключение представлено будет: Подземная хижина, или огненная мельница чародея, большое волшебное представление в разных переменах, причем последует взрыв мельницы фейерверком; мельница и адские ворота будут иллюминованы соответственно своему названию; Эвмениды в огненных венках, с пламенниками в руках, составят пляски; мельник же появится на колеснице брильянтовых огней, везомый чародеями с горящими факелами; игры фейерверка будут усилены Турецкими бураками, Китайскими огнями, Римскими свечами, солнцами, капризами и множеством ракет. Наконец слетит с большой высоты преужасный дракон, который зажжет оные ворота; чародеи вытаскивают мельника на середину сцены с горящим на спине солнцем, а потом исчезают. Гг. Вильм и Соловим ласкают себя надеждою, что Почтеннейшая Публика большое сие представление удостоит благосклонным посещением; ибо по большому приготовлению и значительным издержкам они не предполагают дать более одного. Во время травли и представления будет играть полковая музыка. Подобного представления в здешней Столице нигде не было. Начало в 5 часов пополудни. Цена местам: ложа для 4-х персон — 10 рубл. ассигн., в 1-е место по 50 коп. серебром, 2-е место — 30 коп. серебром, в амфитеатре — 20 коп. серебром.

Глава четырнадцатая

29 декабря в 18:00 на черном кожаном диване в ланинском кабинете, под звон часов с золотыми гирьками на цепях.

Тот день, как, впрочем, и все дни двух последних месяцев, начался с его эсэмэски, краткой и чувственной, эсэмэска застала ее в машине, по пути в детский сад. Теплый сидел тихо, смотрел в окно, на сияющие елки. Ничем не потревоженное желание сейчас же разлилось в ней и потекло горьким медом, стекая по пальцам рук, делая слабой, на полоктавы снижая голос. Днем всей редакцией они выпили по поводу наступающего праздника и впервые объявленных длинных каникул, закусили бутербродами, нарезанными апельсинами и яблоками. Ей было неловко, жарко. Она прижимала ладони к ледяному бокалу, клала их на лоб. «Освежите меня яблоками, изнемогаю от любви», — пробормотал Ланин, повернувшись к ней — так, чтобы она одна его слышала, а потом улыбался всем и чокался со всеми подряд. Дедлайн был ранним, завтрашний новогодний номер уже подписали, после шумной, но недолгой пирушки редакция начала стремительно пустеть. Она уже выходила, одетая, вместе со всеми, но тут пришла новая эсэмэска: «Не уходи». Тетя застыла на пороге, споткнулась. Нашла незначительный повод, чтобы задержаться, села за свой глухонемой компьютер. У нее не было никаких предчувствий, но после этого «не уходи» разлитый по телу стон превратился в зов.

Два месяца, отделявших ее от той лучезарной обвалянной в золоте прогулки, пролетели для нее счастливо, но беспокойно, они виделись изредка, чаще на людях, Тетя прятала взгляд, но переписка их уже не угасала ни на день, ни на полдня, Ланин писал все обильнее, по нескольку раз в сутки — в стихах, прозе. «Любовь, что за птица такая, Воркует в моем саду, Пойду на голос призывный и, может, ее найду?» Тетя плыла по этой солнечной реке. Ей хватало, дальше двигаться не хотелось, несмотря на жаркие видения, которые посещали ее теперь постоянно. Ей нравилось, что Ланин не обижался на эти вечные прятки, что он все-таки никуда не торопился, хотя в своих кратких и таких желанных посланиях давно перестал сдерживаться, ограничиваться намеками, celuju v guby, celuju v glazki, celuju v zhivot, и просто одной строкой celjujcelujucelju, в общем исцеловал vsju, она читала и улыбалась: особенно часто он писал так из поездок, когда она была в совершеннейшей безопасности. И стишки в разлуках приходили чаще, неожиданно юные, полные сил и жизни, каждый — поцелуй на лету. Ему, впрочем, однажды, уже после той встречи в парке, действительно удалось ее еще раз поцеловать, в машине — так же мягко, тепло, желанно, толстыми внимательными губами, но так же кратко.

1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 110
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?