Метро 2033. Ничей - Ольга Швецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
но все равно неаппетитно. Отравить ее или напоить специально Лёшка точно не способен, поэтому для храбрости она сделала большой глоток.
— Лена, надо поесть. Я специально для тебя принес…
Да, Алексей ради нее постарался, никаких надоевших грибов на столе не наблюдалось.
— А ты сам?
— Я же сказал, хочу напиться для пущей решительности!
Но он не пил, снова молча смотрел на нее. Елена долго сидела, уставившись в почти пустую кружку, чтобы не поднимать голову. Взгляд Алексея был каким‑то мутным, словно он уже пьян вдрызг. Но ведь это не так!
— Что с тобой?
— Ничего.
— А почему ты так смотришь? — она знала ответ, но молчать больше не было сил, слишком тягостным оказалось это молчание.
— Восхищаюсь на расстоянии. Это ведь не запрещено, кажется?
Он взял со стола кусок нарезанной свинины, но проглотил с видимым усилием. Еда вызывала отвращение, сейчас была не нужна. А того, что нужно, не получить! Лена так близко, и все равно это бесполезно.
Пламя от свечек на столе между ними искажало очертания предметов по другую сторону, Алексей неподвижен, но Елене показалось, что чуть пошевелился. И еще казалось, это из‑за него воздух раскалился и дрожит. Слишком свежи воспоминания у обоих. Они заперты вместе в комнате, заваленной боеприпасами, звучат страшные слова, будущее неопределенно, и оба готовы умереть… После такого трудно сидеть за одним столом, даже хладнокровному Алексею нелегко. Елена ерзала на табуретке под его взглядом, но не уходила, что‑то не отпускало… К тому же торопиться все равно некуда. Даже если вслух проговаривалась не вся правда, между ними никогда не стояла ложь. Боялась ли она услышать снова его признания или рассчитывала на них и расстроена, что не услышала? Но что‑то должно сегодня прозвучать или случиться! Елена была в этом уверена. Будто до предела натянутая струна звенит где‑то, она или оборвется сейчас, или…
Кто‑то должен был поставить точку; если у Елены не хватает смелости или чутья на нужный момент — придется сделать это самому.
Только как унять боль во всем теле? Настоящая наркотическая ломка, не меньше. И нечего списывать на лейкоз — рано еще для этих симптомов. Сам, собственными руками перечеркнул для себя всё! Просто думал, что эти части его жизни никогда не пересекутся, а они вдруг сошлись. Думал, что Лена никогда не узнает… Да и Лена была ему не так уж и нужна в то время.
Неужели такое было когда‑то? Где осталось здравомыслие, которым он всегда отличался, куда исчез тот уравновешенный и холодный Алексей? Откуда вдруг взялся этот… Который ежесекундно испытывает страх, что девушка уйдет, и одновременно радость, что она еще не уходит. От этого и боль, тело в постоянном напряжении: не упустить, удержать ее! Потому что когда она уйдет, останется только пустота. Ничего не останется, и его самого не будет. Его уже нет! Но Елене нельзя сказать об этом, хоть информация сыграла бы в его пользу. Даже этого он не может теперь себе позволить… А раньше не задумался бы! Использовал бы все способы. Что он вспомнит потом? Чем можно будет сдержать себя от последнего шага? Хватит мечтать, как тогда, прислонившись к ее запертой двери в бункере… Ему нужно настоящее, не воображаемое,. Не отвлекаться! Нет сил сказать хоть слово… Потому что Елена не станет слушать. Она очень хочет уйти и ждет только повода. Но кто‑то должен… Почему он?!
Не найдя, что сказать, Алексей только добавил немного из бутылки в ее кружку.
— Мне хватит, Лёш…
— Как хочешь.
И снова взгляд скользил по ее телу и лицу, Елена не поднимала глаз, всё чувствуя и понимая. Он был благодарен за терпение, хотя в этом мало приятного. Впрочем, горячей взаимности он от нее и не видел никогда…
— Лёш…
— Что, Леночка? — всё. Она уходит. И никак не помешать этому!
— Я не сразу поняла, что там случилось в оружейном хранилище… — она помолчала немного, но раз уж начала, нужно было договаривать. — Ты не боялся ни секунды! И мог убить меня в любой момент, но ведь именно ты всегда старался оказаться между мной и любой опасностью, и сейчас стремишься от чего‑то защитить, тут ты совсем не изменился. Вот поэтому я сегодня и пришла. Тебе просто очень плохо, Лёш. Но это ничего не поможет исправить. Если только…
— Если что?
— Ты уйдешь и больше никогда здесь не появишься.
«Кто сказал, что любовь — это прекрасное чувство? Почему же тогда так хреново? Или только у меня так… Лена, не надо! Ты всегда была рядом, ты спасала от одиночества. И теперь не даешь мне даже права тебя видеть! Я знаю, за что… Ничего не забыл. Мне только нужно хоть немного, хоть пару минут быть счастливым. Это же настоящее садо–мазо: причиняет боль, но все равно очень хочется, по–другому у нас с тобой почему‑то не выходит… Как легко было сказать «люблю», когда не любил, и даже близко к этому не стоял! Тебе не нужно слово, Лена, ты все понимаешь. И тоже боишься произнести его, потому что тогда назовешь вещи своими именами… Я хочу только одного — к тебе. Знаю, что невозможно. Черт, ты же не слышишь меня, Лена!»
— Куда мне идти? — спросил, не подумав, совершенно непроизвольно… Зачем? Потому что хотел, чтобы она напоследок подсказала ему что‑то? Или проверить глубину ее безразличия?
— А где ты был раньше, Лёш?
Лучше ей не знать. На Китай–городе до сих пор ищут, кто завалил Утюга… Про несостоявшуюся свадьбу с Улькой упоминать тоже не стоило. Вряд ли Лена отнесется к этому с пониманием.
— Я не мог прийти к тебе сразу, у вас тут все так сложно…
— А ты всегда хочешь во всем разобраться! — она даже улыбнулась. — Знаешь, наверное, это хорошо… Что ты пришел. Я ужасно разозлилась, когда тебя увидела! Но ты почему‑то жив. И мне почему‑то спокойнее.
«Я не жив, Лена! Это ненадолго… Зато я вижу тебя. И мне тоже спокойнее стало. Почему‑то».
Стол, разделявший их, был непреодолимой преградой. Алексей намеренно сел напротив, чтобы не поддаться соблазну. И сейчас слишком сильно желание отшвырнуть в сторону чертовы доски, оно едва поддается контролю! А может, не нужно делать этого?! И хоть раз воплотить сон в жизни! Силой, уговорами, лаской… Добиться от нее согласия, пусть и раньше не удавалось, сегодня — он чувствовал — всё получится!
Иначе Лены здесь не было бы, иначе не краснела бы она, догадываясь обо всем… Но что будет с ними утром? То же самое болезненное пробуждение — обратно в реальность, где Лена будет стыдиться своей слабости, никогда не простит саму себя. Нет, нельзя разделять с ней это… Как бы ни было тяжело — он должен принять всё сам, только он один.
«Лена, уходи немедленно! Сейчас! Я не могу заставить себя произнести эти слова. Не заставляй меня и ты, не надо. Или ты сама не хочешь этого? Тогда всё не напрасно, и ты согласна хотя бы приблизиться к примирению… Хоть немного. Но рядом с тобой больше никогда не будет привычного состояния покоя, которое я так хотел обрести сейчас. Я всегда хотел, чтобы ты принадлежала мне одному. Только так! Одалживать тебя у твоего жениха, чтобы попользоваться… Это не для нас с тобой».