Красавиц мертвых локоны златые - Алан Брэдли

Разумеется, они были мертвы. Я определила это по синеватому оттенку бледных, как мел, лиц, едва просвечивающих сквозь вуаль, и по темным ввалившимся глазам.

Хотя казалось, что они смотрят прямо, но вуаль мешала убедиться наверняка.

– Прекрасный день, – заметила я. Трудно определиться, что же сказать трупу. Даже два самых старых и толстых справочника манер, в том числе книга миссис Какбишьеетам, не дают никаких советов, как общаться с мертвецами. Особенно с теми, кому ты не представлен. О фамильярности не может быть и речи.

«Прекрасный день для похорон» может оказаться ужаснейшим промахом, а «Мне так жаль, что вы умерли» – этикетным самоубийством.

Решение, как и во многих других ситуациях британской жизни, заключалось в том, чтобы поджать губы, изобразить микроскопический кивок и отвернуться к окну.

Вижу вас. Соболезную. На этом закончим.

Тем временем две покойные дамы сидели абсолютно неподвижно, если не считать покачивания поезда, и смотрели сквозь меня на рисунок обивки вагона.

Словно я невидимка.

Почему-то это глубоко меня ранило. Это задело чувство, которое я раньше в себе не ощущала. Что-то нужно сделать. Такое пренебрежение требует реакции.

– Далеко едете? – поинтересовалась я.

Им придется задуматься.

Я мысленно хихикала, когда одно из двух привидений подалось вперед и идеально поставленным голосом любезно ответило:

– До самого конца.

Не могу поверить своим ушам! Меня поставила на место покойница.

Пока я пыталась придумать достойный ответ, который, боюсь, находился за пределами моего ограниченного опыта светской беседы с трупами, я заметила нечто странное во второй мертвой женщине. Ее руки были аккуратно сложены на коленях, но, несмотря на черные шелковые траурные перчатки, было очевидно, что одного пальца не хватает.

Я не могла оторвать от нее глаз.

Дыхание со свистом вырывалось из груди, я задыхалась, как будто взбежала на вершину какой-нибудь легендарной горы.

Рот пересох. Я сглотнула.

И потом обнаружила в себе голос.

– Мадам Кастельнуово? – спросила я.

Звонок будильника перепугал меня до потери сознания. Трясущейся рукой я потянулась выключить чертову штуку.

Завтрак в Букшоу – единственный ритуал в Букшоу, который остается неизменным с незапамятных времен. Но теперь, когда Фели уехала, он все равно кажется другим и больше непраздничным.

Что-то отличалось, когда Даффи сидела за своим концом стола, молча ссутулившись над книгой, а Ундина напротив меня трещала по обыкновению. Такое ощущение, будто сам стол понес серьезную утрату. Никто из нас даже на миг не смотрел на пустое место, где раньше сидела Фели.

Даже когда суетливо вошла миссис Мюллет с нашими яйцами, настроение не улучшилось.

– Это сварено в мешочек? – спросила Даффи, подозрительно рассматривая яйца.

– Конечно, милочка, – ответила миссис Мюллет. – Точно как ты любишь.

– Как я могу быть в этом уверена? – был вопрос.

Разбей его и узнаешь! – хотелось крикнуть мне.

– Потому что, – объяснила миссис Мюллет, – пока я его варила, я пела «Весь мир земных творений». Все семь куплетов с припевами после каждого плюс еще один в конце. Шесть минут ровно. Точно как ты любишь.

И она запела:

Даффи закатила глаза.

Даффи испустила преувеличенный вздох.

– А теперь ешь свое яйцо, милочка, пока оно не остыло и мне не пришлось унести его домой на корм цыплятам.

Даффи аккуратно обезглавила яйцо ложкой и, поедая его без единого взгляда, вернулась к книге, которую ей одолжил на свадьбе Фели Карл Пендрака, – что-то, написанное человеком по фамилии Капоте. Судя по фотографии на суперобложке, он выглядел как принцесса из сказки, которую разбудил не тот принц. Я знала, что у книги наверняка есть свои достоинства, потому что Даффи прикрывала рот рукой, чтобы кусочки яйца не вываливались.

Когда миссис Мюллет удалилась на кухню, Ундина наклонилась над столом и сказала мне громким конфиденциальным шепотом:

– Я вернула эту плетеную штуку в комнату мисс Стоунбрук. Готова поспорить, что она ничего не заметила.

– Гм-м-м, – протянула я. По поводу сомнительных поступков лучше высказываться уклончиво.

А потом я приняла внезапное решение, может быть, слишком поспешное, но великие мысли часто бывают такими.

– Даффи, – спросила я, – ты знаешь что-нибудь о костюмах, сплетенных из ивы?

Даффи оторвалась от книжки, но в ее глазах ничего не загорелось. Единственный верный способ завладеть ее вниманием – задать вопрос, который потребует демонстрации ее впечатляющих познаний.

– Ива, – ответила она, заложив страницу в Капоте пальцем, – использовалась друидами на праздниках весны и середины лета. Цезарь говорил, что они сооружали огромные фигуры, куда помещали жертв и сжигали их.

– Я думала о чем-то поменьше, – сказала я. – Что-то, что можно надеть как корсет или портупею.

– Надо было так и сказать, – проворчала Даффи. – Считается, что в ивовом дереве, из побегов которого делают плетеные изделия, живут духи, и его часто используют для оригинальных костюмов на деревенских танцах.

– Зачем? – продолжила расспрашивать я.

– Согласно автору «Золотой ветви» сэру Джеймсу Фрейзеру, это из-за симпатической магии, закона симпатии, который можно разделить на два направления: закон подобия и закон контакта.

Я перестала понимать что бы то ни было.

– Ясно, – сказала я.

– Закон контакта, или контагиозная магия, предполагает, что вещи, которые однажды контактировали друг с другом, остаются навеки связаны. Что делают с одной, происходит и с другой или чувствуется другая. Хороший пример – это зубная фея. Твой зуб забирают, чтобы хранить его вечно в волшебной стране, чтобы ты был в безопасности здесь, на земле.

– Звучит разумно, – заметила Ундина, ощупывая свои коренные зубы.

– Чушь, – возразила Даффи. – В этом вся суть.

Видя, что мы сбиты с толку, она продолжила: «Закон симпатии, с другой стороны, основан на идее, что подобное привлекает подобное, были объекты в контакте или нет. Еще это именуется гомеопатической магией. Делаете куколку в виде мисс Трулав, если вы ее недолюбливаете. Засовываете внутрь ее волос или обломок ногтя, если можете их заполучить, и втыкаете в куклу иголки. Мисс Трулав хватает инфаркт, и она умирает».