Изысканный труп - Поппи З. Брайт

– Ты во всем прав, – сказал он Сорену. – Прости, что огорчаю тебя, но я вынужден сделать этот шаг.

Сорен кивнул и стал складывать оборудование в картонную коробку. Люк не мог определить, насколько разозлил компаньона. Может, признание ошибок и извинения из уст Лукаса Рэнсома так удивили его, что он временно сдался.

Джонни Бодро слушал их разговор с палубы. Теперь он протиснул свое высокое тело в кабину и придвинул деревянный ящик к креслу Люка. Медленно свернул косяк с липкой зеленой марихуаной, которую вырастил на болоте кто-то из его немногочисленных друзей. Когда он зажег самокрутку, Люк заметил у уголка его рта новое пятнышко саркомы, темное, как синяк, в дрожащем свете спички.

Джонни выдохнул голубой дым и спросил:

– Вы тут правда решили прикрыть дело?

– Я этого не хочу, – сказал Сорен. – Но мы не можем работать без Люка. Он незаменим.

– Слава богу, мне всегда найдется замена.

– Ты это о чем?

– Вижу, не лучший момент, но я сам собрался в отставку. Не просто бросить лодку, а...

Он приставил к виску указательный палец, изображая пистолет.

– Почему именно сейчас? – спросил Люк.

– Ну... – Джонни на коленях сплел руки, белые и сильные, с тонкой, но неизменной полоской машинного масла под ногтями. – Два дня назад умер мой брат.

– Брат?.. – Сорен с Люком перебросились удивленными взглядами. – Мы не знали, что у тебя...

– Да, был брат. Этьен был намного старше меня. Когда-то жил со мной в родительском доме, но часто бывал в Новом Орлеане. – Джонни усмехнулся. – Во Французском квартале.

– Он был геем? – спросил Сорен.

– А почему, думаете, предки выставили нас из дома? У Сорена перехватило дыхание, а Люк спросил:

– Это он заразил тебя СПИДом?

– У меня, кроме него, никого не было.

– Он домогался тебя? – Снова голос Сорена. Джонни пожал плечами:

– Можно ли назвать домогательством то, что мне всегда нравилось? В любом случае теперь он мертв. Заболел пневмонией, и мы ничего не смогли поделать.

Люк задумался:

– А кто заботился о нем, когда ты выводил лодку?

– Наша сестра. Ей двадцать два года. Она оставляла детей с мужем и приходила к нам. Говорила мужу, что пошла навестить родителей. Могу поспорить: если бы родители зашли к ним в ее отсутствие, то ей бы задали жару и Джо-Джо, и наш отец.

– Джо-Джо?

– Ее любящий муж. Он грозился переломать мне руки, а Этьену ноги, если мы только появимся вблизи их дома.

Люк представил себе жизнь женщины, у которой в двадцать два года дети (во множественном числе) и муж, наверняка тупоумный, как его имя. Она наблюдает, как братья умирают от непонятной ужасной болезни, о которой ходят страшные истории. Она молчит и ни с кем не может поделиться своей болью. Есть ли ад хуже?

– Я сказал, что поставлю вас, ребята, в известность и сделаю это прямо здесь, на болоте, чтобы ей не пришлось возиться с еще одним телом. – Джонни скривил лицо. – Мы сами хоронили Этьена. Скверная штука. Я подумал, если вы хотите продолжать вещание, то можете оставить лодку здесь, на привязи. Вы сами догребете на пироге до берега и найдете свою машину. Наш док находится на безопасном расстоянии. Или можете научиться управлять лодкой. Это просто.

Сорен покачал головой.

– Я закрываюсь. Оборудование отвезу в два захода на пироге. Конец волне "ВИЧ".

– Хочешь, чтобы мы ушли? – спросил Люк у Джонни.

Тот робко взглянул в ответ:

– А вы можете остаться? Я знаю, что не должен такое просить, но боюсь, что сделаю что-нибудь не так. Не хочу лежать здесь, раненный... и... ну... Я видел, как умирает Этьен. Хочу, чтобы кто-нибудь проводил и меня.

Люк с Сореном переглянулись и дали согласие, пытаясь скрыть свое нежелание. Просьба не для друга, но в ней невозможно отказать.

Джонни крепко обнял каждого, достал из кармана пальто револьвер с перламутровой рукояткой и вышел на палубу. Люк и Сорен пошли следом.

– Джонни, – сказал Сорен, – а что нам потом... делать с тобой?

– Перекиньте меня через борт и помолитесь за мою Душу.

– Но...

Сорен беспомощно развел руками. А как же запах? Что будет, когда твое распухшее тело всплывет на поверхность через неделю? Все эти вопросы он не мог задать.

– Ты волнуешься по поводу устранения останков, Сорен? – Джонни запрокинул голову и засмеялся. Люк первый раз видел его веселым. – Городской житель, ты разве не знаешь, что в болоте плавают толстозадые аллигаторы?

Сорен побледнел.

– Надеюсь, я заражу прожор СПИДом. Однажды чертов аллигатор съел мою собаку. – На лице Джонни мелькнула грусть, но потом вроде исчезла. – Пока, Люк. Пока, Сорен.

Он опустился на палубу, закинул голову за край баржи и вставил дуло револьвера глубоко в горло. Люк едва услышал приглушенный взрыв, когда кровь вырвалась из макушки Джонни, полилась изо рта и носа, окрасив пожухлую шею, фонтаном забила в воду.

Люк с Сореном невольно схватились за руки. Их пальцы сплелись до онемения. Люк высвободился и опустился перед Джонни на колени. Глаза юноши были полуоткрыты, недвижны, безжизненны. Лицо расслаблено, губы застыли вокруг ствола, как вокруг обмякшего члена любовника. Джонни просил их прочесть молитву, но Люк ни одной не знал. Он поставил стопу на бедро мертвеца и столкнул его с края баржи. Тело Джонни с громким всплеском упало в воду, по поверхности болота пошли круги. В маслянистой мути проступили красные нити.

Сорен отвернулся:

– Пойдем?

– Подожди.

Люк прикрыл глаза ладонью и вгляделся в берег заводи. Словно доисторическая тварь отделилась от сгустков водорослей и корней кипариса, который рос на тенистой границе между трясиной и сушей. Пара золотых выпуклых глаз рептилии приближалась к лодке по стоячей воде.

– Люк. Мы не будем на это смотреть.

– Я буду.

Широко зевнули две челюсти с крупными зубами, словно доски на шарнирах, скрепленные сотней гвоздей различной длины. Механизм растворился и с таким же автоматизмом сомкнулся, впившись в тело Джонни, зажал его со звуком, похожим на оружейный разряд. Люк слышал, как крошатся кости. Труп так резко ушел под воду, что образовался кровавый водоворот. Аллигатор направился в свое логово, оставляя за собой извилистый след. Люк знал, что они несколько дней хранят жертву в углублениях между древесными корнями у берега, чтобы мясо стало мягче и под-портилось в прибившейся грязи.

– Идем, – сказал он, но Сорен был уже в рубке, разбирал оборудование.