Интриги Богов - Владимир Александрович Сухинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По распоряжению нового ландстарха, брата Ла Коше, все войска и стража в провинции подчиняются только ему. Объявлена мобилизация лордов, и никто не осмелился этому противоречить.
Канган отложил исписанные листы и закрыл глаза. Откинулся на спинку кресла. Он наконец смог собраться с мыслями.
Это был конец. Бесславный конец великого начинания, перестройки королевства. Он, канган севера, предан, оплеван и оставлен всеми. Он будет проклят как мятежник и предатель. Его имя изгладится из книги дворянства, как и весь его род. Те, кто вел расследование и «накопал» на кангана, исчезли. И он ничего не смог с этим сделать…
Орангон де Ро был волевым, аскетическим, суровым человеком. Умел переносить трагедии и держать удар. Но то, что на него обрушилось, когда он был так близок к своей мечте, было выше его моральных сил. Отцы церкви, что толкнули его на предательство короля, ушли в тень и выставили его как главного обвиняемого в самом страшном государственном преступлении.
Наместник просидел больше часа и, собравшись с мыслями, вызвал секретаря.
В кабинет заглянул неулыбчивый молодой человек, поклонился и стал молча ждать указаний.
– Позови духовника отца Мерфея, – приказал Орангон, не глядя на вошедшего секретаря.
– Он убыл в столицу по приказу конадриона, ваша светлость.
– Когда? – наместник поднял голову.
– Еще ночью, ваша светлость.
– Крысы побежали, – не скрывая злобы, проговорил наместник. – Можешь быть свободным.
Секретарь, осторожно прикрыв двери, вышел.
«Мне ничего не остается, как покончить со всеми делами», – решил Орангон и достал стопку листов писчей бумаги из секретера стола. Обмакнул перо в чернила и, подумав, принялся писать.
Наместник не вышел к обеду. Не вышел к ужину. А ночью вошедший секретарь нашел наместника мертвым. Все у того же стола. Тело развалилось на кресле. Глаза мертвеца смотрели в потолок. На столе стояла пустая склянка и лежало несколько листов исписанной убористым почерком бумаги.
Секретарь поднес свечи к столу и стал читать.
На одном листе было завещание. Канган все свое имущество завещал королю. На втором листе – список тех, кто участвовал в заговоре. Еще лист содержал информацию о замысле заговора.
Секретарь поставил на стол подсвечник и забрал листы, сложил их пополам и спрятал на груди под рубашкой. Взял подсвечник со стола и вышел из кабинета, плотно прикрыл дверь и направился в покои жены кангана.
Все во дворце наместника знали, что больше восьми лет канган с женой не жил, не заходил на ее половину, и редко кто видел их вместе.
Секретарь без стука вошел в личные покои риньеры и подошел к постели.
– Не спишь? – спросил он.
– Нет, Эдвард. Жду тебя.
– У меня новости, Мельнира, – ставя подсвечник на прикроватный столик, произнес секретарь.
– Интересные?
– Весьма, – он сел на край кровати и стал снимать туфли. – Твой муж покончил с собой. Отравился.
Женщина напряглась.
– Покончил? Когда?
– Сегодня днем.
– А почему?
– Заговор, который он возглавил, был раскрыт. Знаешь, что ему грозило?
– Представляю… А завещание? – всполошилась женщина и приподнялась на подушках. – Оно есть?
– Есть, дорогая. Я взял его с собой. Он все завещал королю.
– Вот же… скотина! Не простил, сволочь. Что делать, Эдвард?
– Я знаю, что делать. Завещание сожжем. Утром поедем к королю и повезем ему вторую бумагу. Там имена всех заговорщиков. Король не будет отбирать все твое состояние. Думаю, половину оставит. Ты же мать его ребенка…
– Которого убил этот дурень, возомнивший себя будущим королем. Эдвард, я хочу, чтобы эта шлюшка Роза, что жила с моим мужем, была изгнана из дворца – и немедленно, в ночь! Гони эту тварь…
– Дорогая, это может подождать до утра? Пусть горничные найдут кангана мертвым. Тогда и выгоним. Мы не знаем, что он умер. Иначе могут возникнуть подозрения, что ты знала про его смерть и, возможно, утаила его письма… Могут провести допрос…
– Ты, как всегда, прав, Эдвард. Ты всегда даешь полезные советы, – женщина со спины обняла своего любовника.
– Скорее же лезь в постель… Нет, принеси сначала вина, мы отпразднуем нашу свободу…
Зимняя дорога домой. Привал. Ночь
От реки отряд, ведомый Артемом, отъехал на расстояние часа пути и остановился у овражка, в небольшом лесочке справа от дороги. Грованы быстро разгребли снег, создав из навалов подобие стен. Нарубили толстых ветвей и вогнули их, как колья. Обернули пространство парусиной, и получилась большая прямоугольная юрта. Сверху накидали ветви хвойных деревьев и снова насыпали снег.
Действовали умело и споро. Внутри поставили две походные печки, Артем активировал амулеты обогрева. Из саней перетащили сено и шкуры овец. После чего туда пролезли женщины. А Мила с помощью девочки быстро разогрела заранее приготовленную кашу.
Инквизитора развязали и сводили под руки справить нужду. Завели в убежище последним. Тот оглядел всех заплывшими синяками глазами и со стоном сел на указанное ему место.
Все хорошо поели. После ужина пригшотовили отвар из лесных ягод с медом, и девочка разлила всем его по кружкам.
Артем сидел у одной из печей, ближе к выходу, и думал. В эту ночь по пути домой на него навалилось тягостное чувство потери, и он не понимал своего состояния. Грея руки о кружку с отваром, он невидящим взглядом глядел на пылающий огонек амулета и прикидывал в уме, что могло случиться в его отсутствие. Но, сколько ни думал, ничего определенного, вызывающего тревогу, в голову не приходило. Все, что могло случиться, не вызывало у него ответных эмоций. Значит, решил он, это что-то личное. Но что?
Из сумки вылез Свад и на глазах пораженных новых спутников потребовал у Милы свою порцию каши. Любава быстро вытерла холстиной тарелку и наложила ему каши. Налила в кружку отвара. Гремлун понюхал содержимое кружки и поморщился.
– А самогона, что, уже нет? Все выжрали без меня? – грубо произнес гремлун и с недовольным видом сунул полную ложку каши в рот. Затем широко раскрыл глаза. Вытаращился на девочку и громко замычал.
Артем, не оборачиваясь к гремлуну, хлопнул того по спине, и коротышка с мычанием улетел в угол. Выбрался он оттуда злой, как сто чертей.
– Ты зачем меня ударил? – с грозным возмущением подступил он к Артему.
– Я думал, ты поперхнулся, – ответил тот.
– Я не поперхнулся. Эта повариха недозрелая положила мне горячей каши. Я себе весь рот обжег. Вот, посмотри, – и гремлун