Город в конце времен - Грег Бир

— Большинство понятия не имеет об индикаторах, — продолжал Даниэль. — Но дела в этой пряди, безусловно, идут не так, как надо.

Джонсон скривился.

— Если не хотите денег, тогда и разговаривать не о чем. У меня нет времени на всякую чушь.

— Времени не осталось ни у кого, Фред.

Профессор понизил голос и бросил взгляд влево, в сторону кухни:

— Убирайтесь прочь!

Даниэль попробовал прочитать его реакцию — слова подобраны резкие, однако Джонсон не был склонен к насилию. К тому же Даниэль знал, что его визави не ударит непрошеного гостя и не вызовет полицию. Даниэль болен, это видно невооруженным глазом. Ему как минимум нужен больничный покой, хороший врач — а если брать по максимуму…

Ему нужен Фред.

Позади Джонсона появилась женщина — обеспокоенная, любопытствующая, — много моложе профессора, не старше тридцати, с короткими рыжеватыми волосами, высокими скулами, удлиненным подбородком, свежая, симпатичная.

— К нам кто-то пришел, милый? — спросила она, из-за спины обняв Фреда за плечи, и смерила Даниэля взглядом.

Бродяга сморгнул неожиданные слезы и изо всех сил попытался сфокусировать глаза.

— Мэри… — прошептал он. — Бог ты мой, ты вышла за него…

Женщина переменилась в лице.

— Откуда вы нас знаете? — жестко потребовала она. — Фред, запирай дверь!

— Мэри, это я, Даниэль…

Колени стали ватными, и он ухватился за дверной косяк.

— Гос-споди… — прошипела женщина. — Его сейчас вырвет.

Медленно скользя вниз, цепляясь из последних усилий, Даниэль замотал головой.

— Воды… чуть отдышаться. Пусть для вас я чокнутый, не в себе, но… мы знакомы…

— Черта с два! Я вас в жизни не видела! — вскипела Мэри, однако секунду погодя отправилась за водой.

Джонсон помог Даниэлю встать на ноги.

— Парень, — сказал Фред. — Ты почему решил именно к нам ломиться? Ты ж едва на ногах стоишь, а уж про вонь я молчу. Меня так и подмывает вызвать «скорую»… или полицию.

— Нет-нет, — настойчиво возразил Даниэль. — Просто я весь день на ногах. Я уйду — обещаю! — но сначала мы должны поговорить. Прошу вас!

Он сунул руку в карман и вытащил Бандля. Разогнул книгу в корешке, пустив страницы веером.

— Вы только взгляните. Криптиды. Лазариды. И так много! Времени почти не осталось.

Вернулась Мэри с водой. Даниэль одним махом осушил стакан. Женщина сжала правую руку в кулак, и кольца не было видно.

— Я не устрою никаких сцен. Мэри… я так рад… вы женаты? Вместе живете?

— Не твое собачье дело, — отрезала Мэри. — Ты кто такой, вообще?

— Твой брат. Даниэль.

Лицо женщины пошло пунцовыми пятнами, брови нахмурились. Глаза превратились в оловянные пуговицы. В ней не осталось и грана прежней красоты.

— Пшел вон! — Она чуть не плюнула ему в лицо. — Будь ты проклят, убирайся!

— Дружище, сваливай подобру-поздорову, — кивнул Фред. — Она шутить не любит.

— Что-то случалось… — прошептал Даниэль, глядя между ними. В глазах плыл туман. — Что же это? Что со мной творится?

— Если ты про моего брата, то он подох в девятнадцать лет, — процедила Мэри. — И слава богу. Собаке собачья смерть… Все, я вызываю полицию.

За прошедшее столетие мистер Уитлоу весьма переменился. В свое время он чуть ли не с отеческой строгостью благоволил к юному и отчаянному Максу Главку. В стародавние времена мистер Уитлоу (Макс до сих пор знал лишь его фамилию) одевался опрятно, немножко консервативно, был подтянут, обладал звучным голосом и изрядной физической силой, несмотря на свой более чем зрелый возраст.

Сейчас, пожалуй, из знакомых особенностей осталась лишь хромая нога; впрочем, она явно не мешала владельцу.

Но вот лицо… Физиономию Уитлоу изъели оспины и рытвины, особенно выделявшиеся на бледной коже в желтоватом свете коридора; в бездонных черных зрачках словно поселилась безлунная ночь. Одет он был в серый костюм прилегающего покроя с узкими бортами; в глаза бросались белоснежные манжеты, запонки с крупными гранатами, узконосые черные туфли. Маслянистые черные пряди симметрично разделял прямой пробор, а над наспех повязанным галстуком-бабочкой выпирал бледный кадык. Вместо привычного котелка он держал в руке мягкую шляпу и стоял у входной двери в позе нервозного смирения. Губы подрагивали в кривой улыбке, подчеркивающей скуластые черты, хотя в глазах улыбчивости не было и в помине, что придавало ему вид маньяка из поезда-призрака.

— Помнишь меня, Макс? — спросил он.

— Мистер Уитлоу, — кивнул Главк. — Прошу вас, входите.

Но гость не шагнул внутрь, хотя хозяин отступил назад, освобождая проход. Вместо этого его широко распахнутые глаза уставились на комнату в конце коридора.

Когда-то, по рекомендации Шенка, Главк познакомился с мистером Уитлоу, который, в свою очередь, представил его Моли — уклончивому слепцу, обитавшему в полуразрушенной усадьбе неподалеку от Лондона, в Боурхемвуде. Слепец же пристроил его на службу при Бледноликой Госпоже.

— Я прибыл во исполнение воли мистера Шенка, — промолвил Уитлоу. — Он уведомил меня о твоем местонахождении, а также о том, что ты не так давно разбил сердце одному из наших оперативников.

— Умгм… — выдавил Главк, чувствуя, как леденеют конечности. Достаточно лишь намека на возможное неудовольствие Госпожи, чтобы это случилось с самым смелым из людей. — До сих пор меня не наказывали за прополку сорняков на нашей плодородной почве.

— Обстоятельства меняются, — заметил Уитлоу. — Ты причинил нам ущерб в критический момент.

— Свои участки я обрабатываю в одиночку, мистер Уитлоу, — с достоинством возразил Главк. В визите с самого начала чувствовалась некая несуразность, словно во сне, а потому в нем крылась некая значимость, сигнал — интуиция вновь не подвела. Петля затягивается. В противном случае, с какой стати открывать столь многое? Ибо Главку дали понять, что мистер Шенк до сих пор жив, по-прежнему работает и пользуется благоволением Алебастровой Княжны — и это несмотря на то, что его поглотило самое жуткое из всех Зияний, с которыми когда-либо сталкивался Главк, — в роковой день, 9 августа 1924 года, в Реймсе.

— Существуют способы негласно навести справки, — сказал Уитлоу.

Тут Главк окончательно понял, что его дразнят.

— Я работал без присмотра девяносто лет. С заказчиком общаюсь лишь в момент доставки. Последний раз это было несколько лет тому назад, и никто ничего не говорил про перемены.

Сквозь дверную щель за ними следила Пенелопа.

Ощущая нарастающий гнев Главка, Уитлоу входить не пожелал. Охотники всегда наносят визиты с предельной осторожностью, подкрадываются не спеша, с расстановкой. Впрочем, улыбка Уитлоу не изменилась. Главк даже задался вопросом, уж не оказался ли этот ветеран марионеткой — своего рода пробной наживкой, подвешенной за нитку настоящим сборщиком, чтобы разведать степень опасности, — хотя ему не только не доводилось стать свидетелем таких уловок, он даже не слышал о подобном. Впрочем, там, где речь идет о Бледноликой Госпоже, ухо надо всегда держать востро.