Охота на поросёнка - Григорий Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серёга пристально наблюдал за ним. Чувствуя себя неловко под его взглядом, Кирилл опять повернулся к Таньке.
— А ну, иди что-нибудь поделай!
— А не пойду, — огрызнулась Танька, садясь, — с какой стати? Я у себя, а не у тебя.
— Ты хочешь, чтоб мы уехали? Мы уедем. У нас конфиденциальный деловой разговор. Понятно тебе?
— Послушайте, вы, деловые люди! Пожалуйста, не устраивайте мне здесь наркопритон!
— Замётано. Убирайся.
С брызжущими злобой глазами Танька вскочила и ушла в сад. Со стороны дома по-прежнему доносилось чавканье и бурчание Колокольчика. Так же слышен был скрежет его зубов, обтёсывающих кость. Розовое солнце нежно светило сквозь ветви груш. Оно припекало так, что, если бы ветви не были голыми, можно было б подумать — стоит один из первых дней сентября.
— Ну зачем их столько? — с досадой пробормотал Кирилл, взяв журнал и перелистнув несколько страниц, — объясни, Серёга! Зачем? Я этого просто не понимаю!
— Осень пришла, — объяснил Серёга, — весной поймёшь.
Не бог весть какая шутка Кирилла сильно развеселила. Слушая его смех, Серёга с необычайной ясностью понял, что Колокольчика больше он не услышит, и не погладит Борьку, и Танька, видимо, навсегда исчезнет из его жизни.
— Кто на тебя наехал?
Оборвав смех, Кирилл швырнул журнал на пол. Тихо сказал:
— Халдей.
— И сколько он хочет?
— Восемьсот косарей.
— Серёга присвистнул.
Кличку названную Кириллом, он где-то слышал, но не мог вспомнить, что из себя представляет её носитель. Впрочем, сейчас это было не так уж важно. Сейчас гораздо важнее было понять, что, собственно, из себя представляет теперь Кирилл. Серёга взял сигарету. Закуривая, спросил:
— Ты сюда хвоста не привёл?
— Да нет.
— Точно?
— Точно.
— Где мои шестьсот тысяч?
Повернув голову, Кирилл злобно плюнул в крапиву.
— Да где лежали, там и лежат твои шестьсот тысяч. Вот идиот! Я сюда приехал не для того, чтоб ты выяснял, дёрнул я твои шестьсот тысяч или не дёрнул! Я объяснил тебе ситуацию. Рассказать, кто такой Халдей?
— Не надо. Где Ольга?
— Ольга? В Москве.
— Она ведь хотела какой-то бизнес открыть. Открыла?
— Да, если это можно назвать таким громким словом. У неё — три ларька около метро «Электрозаводская».
— Чем торгует?
Кондитерскими изделиями. Но это, насколько я понимаю, не основной источник дохода. Серёга так заинтересовался, что погасил сигарету.
— С ней тусит Ливенштейн, объяснил Кирилл.
— Это кто?
— Банкир. А кроме того… Ну ладно. В общем, банкир.
— А этот банкир не может Халдею в табло заехать?
Кириллу снова стало смешно. Он хохотал долго. И опять его смех позволил Серёге понять реальное положение дел. Он видел, насколько Кирилл напуган. Очень уж странным был его смех.
— Кто такой Халдей?
— Халдей? — повторил Кирилл, перестав смеяться. Пристально глянув по сторонам, затем на Серёгу, он произнёс в пол-голоса.
— Друг семьи.
— Кирилл, я не понимаю! Какой семьи?
Кирилл разозлился.
— Серёга! Ты либо косишь под дурака, либо у тебя из-за Таньки мозги текут из ушей. Семьёй называется полтора десятка приближённых к президенту людей, которые всё решают. В этом году они, например, решили сдвинуть на задний план уголовных авторитетов, которые вместе с ними рулят и экономикой, и политикой. Халдей взялся за это дело. Трёх знаменитых воров в законе он уже замочил.
— Но если ему поручают такого рода дела — значит, он кого-то мочил и раньше? — предположил Серёга.
— Естественно. Он убрал, например, Солоника. Слышал что-нибудь про такого.
— Да.
Молчание длилось долго. Потом Серёга сказал:
— Кирилл! Давай дунем.
Кирилл, внимательно осмотревшись, вынул из пиджака пачку «Беломора» и план. Забил косяки. Как следует затянулись.
— Он сам с тобой говорил?
Кирилл мотнул головой, повёл мокрыми глазами.
— Не сам. Его друг, Вадим, в «Метелице» со мной встретился. Это — конченный отморозок! Реально конченный. Если б ты его видел!
— Думаю, что увижу.
Кирилл напрягся.
— Серёга, ты мне не доверяешь?
— Кирилл, давай без соплей. Ты знаешь, кто их навёл?
— Дурацкий вопрос. Менты могли навести, ФСБ, Баранов. Да кто угодно! Какая разница, кто навёл?
— Да большая разница. Убирать надо всех.
Кирилл поперхнулся дымом. Пока он кашлял, Серёга взглянул на солнце, пытаясь определить, который может быть час, и бросил в кусты свою папиросу.
— Ты что, дебил? — прохрипел Кирилл, бросая свою. — Скажи мне — ты что дебил?
— Это была шутка. Но я с тобой поеду в Москву.
— Со мной? Для чего?
— У меня дела есть в Москве.
Кирилл стукнул по столу кулаком.
— Серёга! Ты понимаешь, что эти деньги надо отдать?
— Ты объясни Ольге, что эти деньги надо отдать, — предложил Серёга.
— С Ольгой проблем не будет. Это уж точно. Ты взял шестьсот, ну отдашь пятьсот. Мы взяли по двести, допустим, с нас — по сто пятьдесят. Это не те деньги, ради которых она удавится.
— Ты о ком говоришь? Об Ольге?
— Серёга! Ольга — уже не накокаиненная бордюрщица, у которой при виде колготок «Санпелегрино» слюни текут изо всех щелей. Она эти сто пятьдесят косарей зелёных из Ливенштейна выжмет в одну минуту! Для него это — тьфу!
— Кирилл! А тебе совсем-совсем не обидно? — тихо спросил Серёга, — ты говорил мне хрен знает сколько раз, что ни перед кем не включаешь заднюю передачу. Как же так вышло то, Кирилл? А?
Кирилл тяжело вздохнул и долго молчал. Молчал и Серёга. Он наблюдал за ним. Наконец, услышал:
— Будь я один — плевал бы я на Халдея. Но у меня невеста на шестом месяце. Понимаешь?
— Немедленно пошли вон! — заорала Танька, выскочив из-за груши, — вон, я сказала! Оба! Валите! Козлы! Придурки! Уроды! Вон! Вон! Вон! Вон!
Два друга, вскочив, уставились на хозяйку дома с крайней досадой. Та была взбешена до налитых кровью глаз. Она продолжала громко кричать и ругаться матом. Вставить хоть слово не было никакой возможности. Лишь спустя минут пять, когда её речь немного замедлилась, Кирилл крикнул:
— Ладно, заткнись! Уходим. Нам тут нечего делать. Маньяк, наверное, уже пойман.