Снова с тобой - Эйлин Гудж

«ВЕСТИ ИЗ ГОРОДСКОГО СОВЕТА: КОНФЛИКТ ИНТЕРЕСОВ?

В давние времена благодарные горожане охотно дарили курицу-другую членам городского совета, даже не задумываясь. Что значат для друзей такие пустяки, как кувшин домашнего сидра или бушель картофеля? В наши дни принято выражать благодарность не столь открыто. Но как назвать, к примеру, то, что строительная компания выплачивает щедрые гонорары за консультации адвокату, который возглавляет городскую комиссию по использованию земельных участков? Преступлением? Увы, нет. Однако найдется немало людей, считающих подобные поступки по меньшей мере неэтичными.

С 1992 по 1995 год, пока Фрэнк Перо, местный адвокат по налогам и недвижимости, занимал общественный пост, он также значился в ведомостях компании «Ван Дорен и сыновья». Ему регулярно выплачивались гонорары за консультации, общая сумма которых составила почти семьдесят тысяч долларов. Руководство компании «Ван Дорен и сыновья» убеждено, что все происходило честно и открыто. Перо наняли, помимо всего прочего, для «наблюдения за юридическим оформлением сделок». Попросту говоря, он помогал своим нанимателям разворовывать земли и вырубать драгоценные гектары девственных лесов на берегах озера. Работа Перо в городском совете заключалась в защите вышеназванных природных ресурсов. Но давайте обратимся к фактам. За трехлетний срок службы Перо было принято беспрецедентное количество возмутительных решений, в том числе разрешена вырубка 25 акров леса на северном берегу озера (1994 год). В том же году несколько видов рыб и птиц было вычеркнуто из списка охраняемых представителей фауны нашего региона. Перенос русла реки Мохаук-Крик (1993 год) и финансирование строительства общественного шоссе до жилого комплекса Мохаук-Виллидж (1995 год) ознаменовали крах карьеры Фрэнка Перо.

В результате земли, которыми гордились наши предки, теперь заняты жилыми комплексами с такими вычурными названиями, как Херитидж-Парк, Траут-Бейсин и Мохаук-Виллидж. Замусорены берега некогда чистого озера, а воды, некогда изобиловавшие форелью и полосатым окунем, ныне превращены в подобие рыбного отдела супермаркета.

Кому это выгодно? Ясно одно: только не горожанам. И даже не владельцам новеньких домов, которые платят бешеные деньги за возможность отдохнуть в якобы тихом местечке. Справедливости ради предлагаю проголосовать. Допустимо ли, чтобы алчный хозяин строительной компании и его привилегированные друзья и впредь наживались за счет города? Большинство – «против»!»

Вскоре после полудня, когда Чарли зашел в парикмахерскую, где бывал каждую неделю, Гас Холперн встретил его с опасливым радушием.

– Не знаю, стоит ли рисковать приближаться к вам с бритвой в руке, – пошутил парикмахер. – Иначе за каждый порез вы отплатите мне гневной отповедью в газете!

– Под названием «Месть кровожадного цирюльника», – шутливо отозвался Чарли. – Если вам мало чаевых, Гас, так и скажите.

Он уселся в кресло. Близился обеденный час, в парикмахерской он был единственным клиентом. Такое время Чарли выбрал не случайно. Потратив целое утро на телефонные разговоры, Чарли меньше всего нуждался в комментариях завсегдатаев парикмахерской.

Гас набросил на него накидку – ту же самую бежевую нейлоновую накидку, которой пользовался со времен администрации Эйзенхауэра. За это Чарли и любил его, потому и не посещал новомодные салоны, выросшие как грибы после дождя во всех загородных клубах. У Гаса все было предсказуемым. Парикмахерская могла бы послужить фоном для знаменитой обложки «Сатердей ивнинг пост» Нормана Рокуэлла, за исключением разве что иллюстрированного спортивного календаря с красотками в купальниках на стене. По Гасу Холперну можно было сверять часы. Чарли знал: обслужив его, Гас тут же вывесит табличку «Закрыто», запрет парикмахерскую и заспешит через улицу, к Мерфи, где закажет сандвич с ветчиной и банку «Доктора Пеппера».

Откинувшись на спинку кресла, Чарли облегченно вздохнул.

– Ну, что слышно в городе, Гас? Меня уже решено извалять в смоле и перьях?

Пару минут парикмахер обдумывал ответ, в глубокой морщине на его мясистом лбу можно было бы спрятать монетку. Крупный мужчина под шестьдесят, с лицом, напоминающим морду английского бульдога, он научился своему ремеслу у отца, Пита, которому недавно минуло восемьдесят девять лет. Для Чарли Гас был надежным неофициальным источником информации. Гас однажды сообщил ему, что у всех, кто сидит в кресле парикмахера с горячим полотенцем на лице, не только расширяются поры, но и развязывается язык. Лично ему доводилось выслушивать истории, каких удостаиваются разве что священники и бармены, И хотя успехом Гас был отчасти обязан своей скрытности, из бесед с ним Чарли извлекал немалую пользу. Гас стал для него чем-то вроде одушевленного итога опросов института Гэллапа.

– Скажем так: кое-кто открыто обрадовался тому, что вы сняли стружку со старого демагога, – сообщил Гас. – А вообще многие не прочь поддержать вас – только не спрашивайте кто. Слишком уж на большую шишку вы замахнулись.

– А на кого же еще здесь замахиваться?

– Ваш легко говорить. А многие горожане зарабатывают на хлеб благодаря приезжим. – К счастью, благосостояние самого Гаса никак не зависело от компании «Ван Дорен и сыновья».

– Кажется, я начинаю кое-что понимать. Уже три компании отказались от публикаций рекламных объявлений. – Чарли грустно усмехнулся. – А о том, насколько сократится число подписчиков, лучше и не думать.

На самом деле снижение доходов не слишком беспокоило его. Подобные спады газета переживала и раньше. И даже если газету в конце концов придется закрыть, что значит это по сравнению с благополучием его близких? Чарли тревожила только степень влияния, которым Роберт пользовался в городе. Для Чарли не было секретом то, что его бывший одноклассник – нечестный делец, много лет Чарли с трудом сдерживал желание вывести его на чистую воду, и делал это только из уважения к дочери. Однако большинство горожан изумилось, узнав о том, что городской совет подкуплен компанией «Ван Дорен и сыновья». Чарли рассчитал: если ему повезет, еще пара подобных взрывов разоблачит негодяя.

Он закрыл глаза, убаюканный кругообразным скольжением кисти по подбородку. И правда, конфликт интересов, библейское «колесо в колесе», думал он. В эпицентре этого конфликта очутилась его старшая дочь, ведущая борьбу за своего ребенка. Эта борьба и привела в движение остальные колеса. Одним из последствий стало то, что случилось между ним и Мэри. У Чарли вдруг сжалось сердце, он задумался о том, что они натворили вчера ночью, и о том, что ему следовало бы сделать еще тридцать лет назад.

Давние воспоминания воскресли. Восемнадцатый день рождения он отпраздновал бутылкой дешевого вина в компании соседей по дому. К тому времени он перебрался в ветхий викторианский особняк, где уже жили трое парней и две девушки. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Мэри переселилась к родителям, а он все продолжал цепляться за надежду на то, что в один прекрасный день она вернется. Но, как это часто бывает, надежду уничтожило не внезапное прозрение, а единственное бездумное замечание. Чарли и его соседи сидели кружком на полу гостиной, скрестив ноги, и уверенно шли прямиком к завтрашнему похмелью, когда Салли Гэрон (девушка, с которой он потом переспал) подняла бумажный стаканчик с красным вином и с пьяной многозначительностью провозгласила: «За жену Чарли, которая развязала ему руки!»