Миссис Креддок - Уильям Сомерсет Моэм

Поначалу ее это забавляло, однако даже самая веселая шутка утрачивает пикантность спустя три года. Берта неоднократно была вынуждена прикрикнуть на садовника, который колебался, стоит ли выполнять приказы, поступившие не от хозяина. Угасающая любовь пробудила в ней былую гордость, и подобное положение совершенно перестало ее устраивать. Берта сделалась чрезвычайно чувствительна к малейшим проявлениям неуважения и ждала только повода доказать всем, что, в конце концов, она по-прежнему хозяйка в собственном доме.

Вскоре такой повод представился. Случилось так, что один из предков Берты, любитель природы, непрактичный, как все представители рода Лей, высадил в ряд шесть молодых буков, которые со временем разрослись и превратились в большие, роскошные деревья — предмет восхищения любого, кто их видел. Однажды на прогулке Берта заметила между буками уродливый прогал: одно из деревьев исчезло. Берта удивилась: ночью не было бури, само по себе оно упасть не могло. Подойдя ближе, она поняла, что бук спилили. Работники, сотворившие это, уже взялись за второе дерево. К нему была прислонена лестница, стоявший на ней человек обвязывал ствол веревкой. Нет зрелища печальнее, чем старое дерево, поваленное на землю: место, где оно росло, вдруг зияет неприглядной пустотой. Берта, однако, не столько огорчилась, сколько разгневалась.

— Что это ты делаешь, Ходжкинс? — сердито спросила она старшего работника. — Кто приказал спилить дерево?

— Хозяин, мэм.

— Здесь какая-то ошибка. Мистер Крэддок не мог отдать такого приказа.

— Хозяин в точности велел спилить этот бук да еще вон те два. Глядите, мэм, он и метки поставил.

— Вздор. Я поговорю с мистером Крэддоком. Эй, ты, развяжи веревку и слезай с лестницы. Я запрещаю трогать бук.

Работник, стоявший на лестнице, посмотрел на Берту, но не сдвинулся с места.

— Хозяин будет ругаться, если мы не управимся до вечера, — возразил старший.

— Ты будешь делать, как тебе велено? — повысила голос Берта, холодея от гнева. — Скажи этому человеку, чтобы он развязал веревку и спустился. Я запрещаю пилить дерево.

Ходжкинс хмурым голосом повторил распоряжение Берты. Работники подозрительно покосились на нее, не отваживаясь проигнорировать приказ из страха перед гневом сквайра.

— Я за это отвечать не буду, — заявил Ходжкине.

— Прикуси язык и пошевеливайся!

Берта стояла до тех пор, пока работники, собрав инструмент, не удалились.

По дороге домой внутри у Берты все кипело. Она прекрасно знала, что Эдвард действительно дал распоряжение, которое она отменила, но была рада подвернувшейся возможности раз и навсегда утвердить свои права. Крэддок вернулся лишь через несколько часов.

— Берта, объясни ради Бога, — сказал он, входя, — зачем ты помешала моим людям рубить деревья на поле Картера? Из-за тебя они потеряли целых полдня. Теперь мне придется отложить эту работу до четверга.

— Я остановила их, потому что желаю сохранить буки. Это единственные буковые деревья на всю округу. Возмутительно, что одно дерево все-таки срубили, причем без моего ведома. Тебе прежде следовало спросить меня.

— Девочка моя, не могу же я спрашивать твоего разрешения всякий раз, когда намереваюсь что-либо предпринять.

— Кому принадлежит земля — тебе или мне?

— Тебе, тебе, — засмеялся Эдвард, — но я лучше тебя знаю, что и когда нужно делать. С твоей стороны глупо вмешиваться.

Берта вспыхнула.

— На будущее имей в виду: я хочу, чтобы ты со мной советовался.

— Да ведь ты сама тысячу раз говорила, чтобы я поступал, как считаю нужным.

— Что ж, я передумала.

— Поздновато, — опять расхохотался Крэддок. — Ты отдала мне бразды правления, и теперь я их не выпущу.

Берта пришла в невыразимую ярость и едва удержалась, чтобы не бросить в лицо мужу, что она может отослать его прочь, как наемного работника.

— Эдвард, пойми, я не хочу, чтобы эти деревья уничтожали. Скажи своим людям, что допустил ошибку.

— Не собираюсь я им ничего говорить. К тому же я планирую срубить не все деревья, а только три. Они там мешают — во-первых, затеняют посевы, а во-вторых, поле Картера — одно из самых урожайных. И потом, мне необходима древесина.

— Посевы — ерунда, а если тебе нужна древесина, пойди и купи. Эти деревья посажены почти сто лет назад, и я скорей умру, чем позволю их срубить.

— Это надо же додуматься — воткнуть буки в живую изгородь! Ну и идиот же был тот, кто их посадил! Любое дерево на поле — помеха, а уж тем более бук. С его листьев постоянно течет — кап-кап-кап, и под ним никогда ничего не вырастет. И так во всем! Почти целый век поместье просто гробили. У меня вся жизнь уйдет на то, чтобы исправить огрехи твоих… прежних владельцев имения.

Одна из любопытных особенностей людской сентиментальности состоит в том, что даже самый жалкий ее раб редко позволяет излишней чувствительности влиять на его повседневное существование: сентиментальничать в мирских вопросах, на своем деловом поприще так же нелепо, как, например, воровать из собственного кармана. Вполне естественно было предположить, что Эдвард, который всю жизнь провел в тесном контакте с землей, питает определенную любовь к природе: душещипательная пьеса заставляла его сглатывать комок в горле и шумно сморкаться; читая книгу, он всегда сочувствовал героине, чахоточной аристократке, и герою — крепкому малому с добрым, отзывчивым сердцем. Однако в делах все обстояло иначе: фермер счел бы абсурдным сохранять нетронутой живописную полянку исключительно из эстетических соображений. Крэддок охотно позволил бы вывесить рекламные щиты в самом красивом уголке усадьбы, если бы таким образом мог тайком повысить доход от хозяйства.

— Что бы ты там ни думал о моих предках, будь добр считаться со мной, — заявила Берта. — Земля — моя, и я не дам тебе ее портить.

— Я ничего не порчу, а лишь делаю то, что положено. Ты скоро привыкнешь к тому, что этих несчастных деревьев больше нет, и вообще, как я уже сказал, под топор пойдут только три из шести. Я приказал, чтобы завтра их срубили.

— То есть тебе совершенно плевать на мое мнение?

— Я намерен поступить так, как должно. Очень жаль, если ты не одобряешь моего решения, но это не заставит меня его изменить.

— Я запрещу работникам приближаться к деревьям! — пригрозила Берта.

Эдвард расплылся в широкой улыбке.

— И выставишь себя в глупом свете. Попробуй отдать людям приказ, который противоречит моему, сама увидишь, что будет.

Берта застонала от бессильной злости. Ей хотелось ударить Эдварда, она посмотрела по сторонам, ища предмет, которым можно было бы в него запустить, а Крэддок стоял перед ней, как всегда невозмутимый и хладнокровный. Ситуация, по-видимому, немало его забавляла.