Господин Чичиков - Ярослав Веров

– А ты откуда про интернат знаешь?

– Вот пень стоеросовый, – рассердился гуру Федор, – я ему битый час толкую – провидец я. Может, тебе сказать, сколько у тебя денег на счету лежит? Ты зачем сюда пожаловал? Чтобы способностями овладеть, которые тебе по твоей профессии необходимы. А я здесь способность провидеть обрел. Смекаешь?

Тимофей кивнул несколько обалдело. Да, чудеса. Доктор экстрасенсами что ли занимается, или чем там еще таким?

– Иди-ка ты спать, дружок, – распорядился гуру Федор. – Утро вечера мудренее. Завтра встанешь – и все при тебе. Ты моему сынку в симпатию попал. Он постарается. А на доктора наплюй. Вон его архаровцы – тише воды, ниже травы. А раньше такие мордовороты были… Тюрьма по ним плакала. А теперь кроткие, аки ягнята.

Медбратки согласно закивали, чтобы никто не подумал, что они что-то иное, нежели ягнята.

– Там эта… Картина какая-то странная у меня в боксе. Вы не в курсе? – осторожно спросил Онищук, обращаясь к санитарам.

Рыжий пожал плечами, а Бес помотал головой.

– Ой, давай все вместе пойдем на нее поглядим, – оживилась Светлана. Игриво потеребила воротник пижамы. – Я в люксовом боксе не была. Меня в подвале держат!

– Держали, больше не будут, – произнес Артем. – Здесь достаточно места. А впрочем… если хочешь, можешь домой идти.

– Шо, вот так, прямо в этом прикиде? Шо, я чокнутая? – Света презрительно оглядела свое одеяние. – И потом, здесь клево. Здесь капитан нашей любимой команды! Такой лапусик!

«Ни фига себе лапусик. Какой я тебе лапусик, дура? Пора валить к себе в бокс». Почему-то Тимофею не пришла в голову простая мысль уехать отсюда прямо сейчас. Ведь ясно же, что нормальных здесь нет, что доктор шарлатан и ублюдок, а санитары эти точно уголовники. Но уже запало федоровское «утро вечера мудренее».

– Ладно, народ. Я пойду спать. Сон – очень важная часть восстановления.

– А картина та тебе понравилась, мил человек? – поинтересовался гуру Федор.

– Какая картина? – решил «упасть на дурака» Тимофей.

– Живописца Айвазовского, – хитро щурясь, произнес гуру.

– Я люблю Врубеля, – отчеканил Тимофей, решив, что в этой компании можно не бояться выглядеть чокнутым.

– Будет тебе и Врубель. Мил ты моему сыночку. Ох, мил. Много силушки на тебя тратит. Ну да ничего, силушка у него не по дням, а по часам прибывает. Как у Илюши Муромца. Слыхал о русском богатыре?

Тимофей кивнул и поднялся уходить.

– Ты уж не взыщи, если там и Врубель сыщется. Недоверчивый ты, – бросил ему вслед гуру.

Онищук вышел в холл, перевел дыхание, зачем-то посмотрел на часы, пощелкал туда-сюда чудо-циферблатом. Поймал себя на мысли, что в бокс возвращаться вообще-то страшновато.

– Та ну, – вслух сказал он.

Парень он был волевой, поэтому собрался с духом и решительно двинулся спать.

В комнате, конечно, его ожидал Врубель. Не сам художник, само собою, а картина «Шестикрылый Серафим». Она стояла на полу, заслоняя окно. Серафим смотрел на Тимофея фиолетовым взглядом. Смотрел как на ничтожное существо, будто бы видел сквозь него, будто бы капитан футбольного клуба «Забойщик» был всего лишь бесплотной тенью.

Тимофей попятился, споткнулся о стул и перевернул его, с трудом устояв на ногах. Выскочил из гостиной в санузел. Схватился за мобильник и судорожно нажал кнопку домашнего номера.

Трубку взяла жена Татьяна.

– Таню, – с женой Тимофей общался в основном по-украински, – ты як? Що робышь?

– У Интернети. Тут цикави сайты надыбала по дизайну. А як ты там бэз мэнэ? Що ликари кажуть?

– Та усэ нормально. Жыты буду, кажуть. Завтра до дому. Слухай, той, як його, Айвазовскый… У него есть така картына «Лунная ночь в Феодосии»?

– Та мабуть есть. А що такэ?

– Та ничого. То я так.

– Скучаешь?

– Е такэ дило. Завтра до дому, – повторил он. – Давай. Не сыди долго за компьютером, а то знову до обеда спаты будэшь.

– Ага, – отвлеченным голосом ответила Татьяна, наверняка не отводя взгляда от дисплея, и Тимофей понял, что сидеть в Интернете она будет долго.

Он положил мобильник на стеклянную полочку над раковиной и почесал в затылке. Как там этот хрен моржовый говорил? Утро вечера мудренее? Зла они мне не желают. Чего мне зла желать? Никого не обижаю. Если ты со мной по-хорошему, то и я с тобой. С людьми надо быть справедливым, как Президент. Пускай себе картины постоят в гостиной, а я в спальне лягу и буду спать. Тоже мне, нашли, кого напугать. Меня такими мульками пугать не надо. Буду спать.

Весь вечер Нестор Анатольевич Перетятькин не находил себе места. Он ждал звонка Хозяина. И боялся. Ему нечего было сказать, он выпустил нить событий из рук, и они текли теперь сами по себе, неподвластные директорской воле. Он не мог быть умнее совершающихся событий, их смысл был неясен и оттого пугающ. Дятел некстати накрылся. Угораздило его, идиота, шагнуть под молнию. Никаких слов не подобрать, до чего глупо погиб. И Жека явно желает отойти в сторону. Не хочет он Дятла замещать, видите ли. А кому сейчас легко? Ему, Нестору Анатольевичу, сейчас тяжелее всех! Он должен принимать решение за всех. Примет неверное решение – и полетят головы. Его и Жеки, а может, еще чья.

И все полетело коту под хвост, когда в городе появился Чичиков. Случайность? Кто другой пускай так и думает. Но когда у человека нет собственного тонкоэфирного паразита, тогда всякое возможно. Теория говорит, что человек, победивший своего паразита, одно из двух: или существовать не может, или обрел невероятные силы. В нашем случае вернее второе. Он же меня насквозь видел. Видел и комедию про село Хляби и деда Куця, советского партизана, ломал. Поиздевался, черт. Ну да, Куць, якобы, означает «черт». Наверняка знал и о моей способности видеть паразитов. И куражился. Ах, я идиот! Как глупо я выглядел. Непростительно глупо. Сам себе противен, такого дурака свалял…

Так, о Паляницыне. Чичиков, само собой, говорил серьезно. Ладно, держим это в уме. Самое главное сейчас Онищук. Что такое случилось с магнитом? У Жеки ничего не поймешь. И Чичиков этот, и магнит… Все на мою голову. Стоп. Под магнитом лежал Артем, а к нему накануне приходил Чичиков. И на Артеме магнит отказал. И что это все значит? А поди теперь узнай.

– Несторчик, ужинать, – пропела, сунувшись в кабинет Тамара Лазаревна.

– Не хочу, – с раздражением бросил он. – Не в аппетите.

– Но…

– Никаких «но»! Оставь меня. Я жду звонка.

Тамара Лазаревна надменно поджала губы и, с подчеркнутым достоинством развернувшись, пошла ужинать.

Перетятькин еще долго расхаживал по кабинету, звонка все не было, и нервы были на пределе. Но Нестор Анатольевич знал – стоит ему только отправиться ужинать или затеять ложиться спать, как Хозяин непременно позвонит. Неприятные звонки всегда случаются не вовремя.