Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата - Ишмаэль Бих

– Сэр, с этого дня я буду регулярно сообщать вам о том, как идут дела у этого молодого человека, – заверил сотрудник ДЛК.

– Спасибо, – ответил дядя. Он взял меня за руку, и мы вместе прошли к микроавтобусу, на котором они с Лесли приехали. Перед тем как сесть в машину, дядя еще раз обнял меня:

– Ты похож на отца. Таким он был, когда мы росли вместе. Надеюсь, впрочем, что ты не такой упрямый. – Он засмеялся, и мне тоже стало весело. Мы с Эстер и Мохамедом помахали ему на прощание.

– Похоже, это очень приятный человек, – произнесла Эстер, когда микроавтобус скрылся из виду.

– Поздравляю, дружище! У тебя теперь есть семья, которая приютит тебя и укроет от житейских бурь, – заметил Мохамед.

– Да, похоже, это так. – Я не знал, что делать с этим «счастьем». Я не мог позволить себе по-настоящему радоваться. Предыдущий опыт показывал, что счастье слишком мимолетно и хрупко.

– Ладно тебе, гляди веселее. – Мохамед подергал меня за уши, а потом они с Эстер подхватили меня на руки и, смеясь, понесли в медпункт. Там медсестра поставила кассету Боба Марли, и мы втроем стали подпевать песне Three Little Birds. «Не беспокойся ни о чем, – пелось в ней, – потому что все будет хорошо».

В тот же вечер я коротал время на веранде в компании Альхаджи, Мамбу и Мохамеда. Мы часто сидели молча во мраке. Ночную тишину прорезал далекий звук сирены «Скорой помощи». Я задумался, что сейчас делает мой дядя: представил себе, как он собирает за столом все семейство и рассказывает обо мне. Вот он начал всхлипывать, и все домочадцы присоединились к нему. Хорошо бы, если бы они как следует выплакались до моего прибытия. Мне всегда неловко, когда люди рыдают, слушая о том, что мне пришлось пережить. Я поглядел на Альхаджи и Мамбу, уставившихся в темноту. Хотелось обсудить с ними внезапное появление дяди, но было как-то неудобно. Ведь их родные пока не нашлись. А еще я не хотел нарушать тишину, которая снова воцарилась в пригороде после того, как «Скорая помощь» исчезла в ночи.

Дядя, как и обещал, приехал навестить меня в ближайшие после его первого визита выходные.

– Мой дядя идет, – сказал я Эстер. – Я видел его на дороге у мангового дерева.

– Ты, кажется, рад. – Она положила ручку и внимательно посмотрела на меня. – Я же тебе говорила, что он производит впечатление хорошего и надежного человека.

Вскоре дядя вошел к нам, утер струившийся со лба пот носовым платком, обнял меня и поздоровался с Эстер. Потом, немного отстранившись, он широко улыбнулся. Я перестал напрягаться и улыбнулся в ответ. Он поставил сумку на пол и достал оттуда печенье и бутылку холодной имбирной газировки, пояснив:

– Я подумал, что перед прогулкой тебе понадобится немного подкрепиться. – С этими словами он протянул мне угощение.

– Вы можете пройтись по гравиевой дорожке, которая ведет на вершину холма, – предложила Эстер. Мы оба кивнули в знак согласия. – Когда вы вернетесь, я уже уйду. Очень рада видеть вас снова, сэр. – Она поглядела на дядю, а потом повернулась ко мне. – Увидимся завтра.

Мы с дядей вышли из медпункта и направились к холму, на который указала Эстер. Вначале мы молчали. Я прислушивался к шороху камешков под ногами. Иногда было слышно, как тропинку перебегает ящерка, а потом забирается по стволу дерева. Я чувствовал, что дядя смотрит на меня.

– Как вообще у тебя дела? С тобой хорошо обращаются в центре? – спросил он.

– Да, все хорошо, – ответил я.

– Надеюсь, ты не такой тихоня, каким был твой отец. – Он снова вытер пот со лба. – Папа когда-нибудь рассказывал тебе о доме, в котором вырос?

– Да, иногда он что-то вспоминал, но не так много, как мне сейчас хотелось бы. – Я все время глядел под ноги, но тут поднял голову и на мгновение поймал дядин взгляд. Лицо у него было доброе и приветливое. Я снова стал смотреть по сторонам.

Ближе к вершине холма тропка стала совсем узкой. Я рассказал дяде, что отец всегда говорил о брате, вспоминая о своих детских приключениях. Вот, например, одно из них: как-то раз они пошли в лес за хворостом и разбередили улей дикий пчел. Мальчики попытались убежать, но рой преследовал их. Отец был ниже ростом, поэтому пчелы атаковали голову дяди. Чтобы избавиться от насекомых, они решили нырнуть в реку, но пчелы кружили над поверхностью воды и не давали вынырнуть. Когда дольше задерживать дыхание не было сил, пришлось вылезать из реки и нестись в деревню. Туда за ними полетел и рой.

– Да, я помню этот случай, – отозвался дядя. – Наши односельчане очень разозлились, потому что пчелы жалили стариков и маленьких детей, которые не могли спрятаться от них. Мы с твоим отцом вбежали в дом, захлопнули дверь и забились в кровать. Какая суматоха поднялась в деревне, и как мы потом хохотали над этим! – Дядя засмеялся, и я тоже. Потом он вздохнул и сказал: – Мы с твоим отцом были такими шалунами! И ты такой же. Я не буду слишком строг, если ты будешь проказничать. Это было бы несправедливо. – Он положил руки мне на плечи.

– Думаю, время, когда можно было шалить, ушло, – печально произнес я.

– Ах, ты же все еще мальчишка. Ты можешь себе позволить немного побыть непослушным, – ответил дядя.

Мы опять помолчали, слушая, как вечерний ветерок шелестит в кронах деревьев.

Мне нравилось гулять с дядей. Я мог свободно говорить с ним о своем детстве, о годах, проведенных рядом с отцом и братом. Мне надо было вспомнить все это, снова мысленно пережить счастливые минуты, которые случались в моей жизни до войны. Но чем больше я рассказывал об отце, тем больше скучал по матери и младшему братишке. Увы, большую часть жизни я провел вдали от них. Мне было грустно от того, что возможность общения с ними навсегда упущена. Я посетовал на это в разговоре с дядей. Но что он мог поделать? Он только слушал. Он не был знаком ни с моей матерью, ни с младшим братом. Чтобы хоть как-то утолить мою тоску по ним, он расспрашивал меня о тех временах, когда вся семья жила вместе в Маттру Джонге. Но и это мне не сильно помогло: родители развелись, когда я был мал, и мне почти ничего не удалось вспомнить об их совместной жизни.

Во время прогулок я хорошо узнал дядю, привык к нему и с нетерпением ждал его визитов в выходные. Он всегда привозил мне какие-нибудь подарки и рассказывал, как прошла у него неделя. Одному клиенту он достроил крышу, а другому сделал отличный стол и планирует завтра закончить его, отполировав столешницу и ножки. Говорил он и о том, как хорошо его дети учатся в школе, а также передавал приветы от жены. Я рассказывал ему о соревнованиях по футболу и настольному теннису, в которых принимал участие, и о концертах для гостей, если таковые случались у нас на неделе. Мы столько раз гуляли по одной и той же гравиевой дорожке, что я, наверное, мог бы пройти по ней с закрытыми глазами, безошибочно минуя крупные валуны.

В один из выходных дядя повез меня знакомиться с семьей. Была суббота, солнце светило так ярко, что наши собственные тени были неразличимы. Дядя жил в Нью-Ингленд-вилле – гористом районе в западной части Фритауна. Он приехал за мной в Бенин-хоум рано. Мы сели в шумный и тряский грузовик и на нем добрались до центра города. В дороге мы молчали, но потом нас развеселили наши попутчики: эти двое громко обсуждали, какое пальмовое вино лучше – с живого или поваленного дерева. Мы вышли, а они все еще спорили. Когда мы медленно шли к дому дяди, он положил мне руку на плечо. Я чувствовал себя очень счастливым, правда, немного беспокоился, примут ли меня его родные так же тепло, как он, не расспрашивая о тяжких военных годах.