Игра в обороне - Кендалл Райан

Элиза

– Что еще за?.. – Я улыбаюсь, держа глаза закрытыми, как и просил Джастин.

Его руки на моей талии направляют меня по цементному коридору, мои каблуки стучат в тишине комнаты. Прежде чем я успеваю снова спросить его, куда он меня ведет, запах выдает все. Хоккейная арена обладает особым ароматом.

Я растерянно улыбаюсь.

– Ты привел меня на каток?

Что за черт? Он что, забыл про сегодняшнюю тренировку?

Все это в новинку для нас, и мне нравится то, как он старается. Но что за?.. Очевидно, что я не привыкла к этой его грани.

Джастин коротко смеется.

– Открой глаза.

Я открываю и на мгновение лишаюсь дара речи. Когда он захотел попробовать себя в роли моего парня, Джастин настоял на том, чтобы устроить свидание в эти выходные, и я была более чем счастлива доверить все ему. Только теперь я совершенно запуталась. Он привел меня на каток, где он проводит бесчисленные часы, тренируясь и работая… это бессмысленно.

Но неожиданно смысл появляется.

Во-первых, мы тут совсем одни. Что-то в этом кажется особенным и слегка запретным.

С улыбкой, играющей в уголках губ, я оглядываюсь.

Верхнее освещение над рингом выключено, и единственный свет исходит от блестящего дискобола над головой. Он разбрасывает крошечные серебряные сияющие капли по всему льду. Это выглядит почти волшебно.

Джастин нажимает кнопку на своем смартфоне, и тишину вокруг нас заполняет негромкая музыка. Он ведет меня к скамейке, где лежит пушистый плед, две пары коньков и термос.

– Весь каток в нашем распоряжении, – мягко говорит он, глядя мне в глаза.

Мое замешательство сменяется улыбкой. Мы много лет не катались вместе. Когда мы росли, то постоянно катались вдвоем, но в какой-то момент перестали.

Это безумно, как холод в воздухе и даже запах льда может разжечь ностальгию. Это мы. Наша история. И он спланировал это все без моего ведома.

– Это удивительно, – бормочу я, следуя за ним к скамейке и садясь.

Джастин наливает мне кружку горячего какао, которое я пью, пока он опускается на колени передо мной, чтобы зашнуровать мои коньки.

Потом он снимает свои ботинки и надевает коньки.

– Готова? – спрашивает он, озорно улыбаясь мне.

– Да, но я буду немного неуклюжа. Просто предупреждаю.

Он предлагает мне руку, и я беру ее, выходя за ним на лед. Он легко скользит вперед, крепко держа меня за бедра, чтобы я не упала.

Ветер треплет мои волосы, и я смотрю на него, чувствуя себя безумно счастливой, когда мы вместе скользим по льду.

Джастин склоняется и, хохотнув, крадет поцелуй.

– У тебя вкус шоколада.

Уже месяц прошел с тех пор, как мы начали встречаться официально, признавшись во всем моему брату, и с каждым днем становится все лучше и лучше.

– Это же лучшее свидание на свете, – смеюсь я, вцепляясь в его бицепс.

– Я рад, что ты одобряешь. Не был уверен, что тебе понравится.

Мне это нравится по множеству причин. Потому что это напоминает мне наше детство, и потому что это так похоже на него. Мне нравится, что мы не в пафосном ресторане, окруженные претенциозными людьми, и я могу склонить голову ему на грудь, пока он держит меня.

– Мне очень нравится, – говорю я, встречаясь с ним взглядом.

Он прикасается к моей щеке, откидывая мои волосы за плечо, и смотрит на меня сверху вниз.

– Я люблю тебя.

Эмоции комом встают в горле, слезы заполняют глаза. Он впервые сказал это, и приливная волна чувств угрожает сбить меня с ног. То, что мы на коньках, лишь усугубляет ситуацию.

Джастин опускает губы к моим губам, пока мы медленно останавливаемся в центре катка.

– Не плачь, детка.

– Я тоже тебя люблю, – бормочу я, обхватывая руками его шею. На коньках я не могу подняться на цыпочки, поэтому заставляю его пригнуться. Склонив голову ко мне, Джастин ловит мои губы в сладком поцелуе.

Джастин

«Я тоже тебя люблю».

Эти четыре слова на губах Элизы – сладчайший звук. И не только потому, что я знаю, это правда, но потому, что для меня, того, кто большую часть жизни чувствовал себя нелюбимым – чувствовал себя полным разочарованием, – это значит все.

Я потратил десять лет, надрывая задницу, чтобы стать профессионалом, а затем все свободное время проводил, окунаясь во все плотские удовольствия, которые могла предложить мне жизнь. Но никогда я не чувствовал себя так, как чувствую с ней. Я чувствую себя цельным. Впервые за долгое время. Может быть, вообще впервые.

Склонившись, я прижимаю свои губы к ее губам и дарю Элизе медленный, нежный поцелуй. Мы катаемся еще немного, она держится руками за мою талию, чтобы не упасть, а я опускаю подбородок ей на макушку.

– Ты замерзла? – спрашиваю я через некоторое время. Элиза поднимает взгляд и кивает.

– Немного.

– Тогда идем. Разогреем тебя.

Мы сходим со льда, и я веду ее к скамейке.

Я помогаю Элизе снять коньки, и все это время она улыбается, глядя на меня.

Мой телефон звонит на скамейке рядом, беру его и вижу имя мамы. Когда я читаю сообщение, с губ срывается тихий стон.

Элиза хмурится.

– Что такое?

Я качаю головой.

– Ничего. Просто мама спрашивает о моих планах на День благодарения.

Элиза кивает.

– Итак… ты поедешь на праздники домой?

Я провел много праздников – рождественских вечеров, Дней благодарения и пасхальных ужинов – с семьей Пэриш, вечно таскаясь за Оуэном. Обычно потому, что мои родители либо ругались, либо уезжали отдыхать со своими новыми пассиями, или просто были слишком заняты собой, чтобы вспомнить обо мне. И потому что родители Элизы и Оуэна никогда не относились ко мне как к постороннему. Они всегда с радостью приветствовали меня, хотя я и не могу не задаваться вопросом, изменится ли что-нибудь в этом году, теперь, когда я встречаюсь с их дочерью. Боже, надеюсь, нет, потому что они – фактически единственная семья, которая у меня есть.

– Не знаю. Я еще не решил.

Элиза знает о моих сложных отношениях с родителями и никогда не осуждает меня за это.

– Может, нам стоит поехать вдвоем, – предлагает она.

Я смотрю на нее.

– Ты сделаешь это?

Она кивает, улыбаясь.