Когда землю укроет снег - Татьяна Юрьевна Серганова

class="p1">Но то, что я отвернулась и зажмурилась, мало помогло. Я не видела, но слышала каждый звук так отчетливо и ярко, а остальное довершало богатое воображение. Крики, вопли, предсмертные хрипы, вой и рык перевертышей, свист ледяных перьев и хруст сломанных костей… Меня трясло от сдерживаемых рыданий, но, несмотря на все усилия, слезы все равно солеными дорожками бежали по щекам.

Даже когда все стихло, я не смогла себя заставить открыть глаза и осмотреться. Даже когда услышала легкие шаги и почувствовала, как кто-то большой подошел совсем близко ко мне и присел на корточки. Я чувствовала его взгляд так, словно он касался меня рукой, но открыть глаза не решилась.

— Миа, — тихо прошептал Снежный, и я ощутила мягкое, такое нежное прикосновение пальцев к щеке, что попытались стереть льющиеся слезы.

А я резко замотала головой, отказываясь его слушать, и всхлипнула. Внутри меня словно плотину прорвало — слезный поток стал еще больше, а всхлипы наконец вырвались на свободу, мешая мне нормально вздохнуть.

Мое обездвиженное тело подняли и прижали к себе, баюкая на руках, как ребенка. Я не возражала, цепляясь за его плечи руками и уткнувшись носом в обнаженную грудь. И Ирбис унес меня в сторону, позволяя успокоиться, нежно гладил по волосам и что-то мягко шептал на ухо. Я не разбирала слов, просто вслушивалась в мягкий тембр его голоса и всхлипывала до тех пор, пока слез не осталось.

Просто дрожала в его руках и пыталась восстановить прерывистое дыхание.

Более-менее придя в себя, поняла, что перевертыш сел на поваленное дерево, а меня усадил к себе на колени.

— Миа, мы не могли иначе, — тихо произнес Снежный, беря мое лицо в ладони и заставляя взглянуть ему в глаза.

Я знала и понимала, что либо они нас, либо мы их. Но разве это могло успокоить совесть?

— Кое-кому удалось бежать. Преследовать мы их не будем. Сейчас нам надо быстро двигаться дальше, Перевал уже близко, а до первой границы еще два дня пути.

Кивнула, рассматривая его лицо и не решаясь взглянуть в глаза.

— Это первый раз? — помолчав, спросил он и, увидев мой непонимающий взгляд, тут же пояснил: — Первая смерть на твоих глазах?

Такая — да.

Я видела смерть до этого, но чтобы так и в таком количестве… Наверное, слишком переоценила свое хладнокровие.

— Да, — тихо ответила. — Я все понимаю.

— Успокоилась, — большие пальцы осторожно стерли последние слезинки с щек.

— Да.

— Умница, — а потом неожиданно наклонился и мягко коснулся губами моих губ.

Поцелуй был очень нежный, воздушный и соленый. Я знала, что это из-за слез, но все равно замерла на долю секунды. Однако соль исчезла практически сразу, и на смену ей пришла удивительно пьянящая сладость.

Слегка потянулась навстречу этому чувству покоя, что дарили его прикосновения. Но Снежный внезапно отодвинулся, запечатлел на лбу отеческий поцелуй и зарылся в волосы лицом.

— Мне жаль, что тебе пришлось это видеть, Миа. Мне правда жаль, — прошептал тихо перевертыш и вновь вдохнул запах моих волос.

Рядом с ним было так удивительно хорошо и спокойно, что я забыла обо всем, что тревожило и беспокоило. Как, оказывается, приятно быть под чьей-то защитой, доверить свою жизнь кому-то большому и сильному.

Но так не могло продолжаться вечно.

— Кто сбежал? — осторожно спросила я, невольно нарушая наше молчание.

— Один из магов и пара звероловов.

— Пособник Мохового?

Жаль будет, если Ханс сбежал. Вот о его смерти я бы точно не жалела.

— Нет, тот, второй, что так пристально рассматривал тебя. Ты его знаешь?

— Не знаю, не помню… Лицо вроде бы знакомое. Но я не могу вспомнить. Они будут нас преследовать? — Я не могла отказать себе в желании прижаться к нему теснее. Положить голову на плечо и вслушаться в равномерный стук сердца.

— Нет, но нам все равно стоит поторопиться. Как ты себя чувствуешь?

— Не очень, идти вряд ли смогу.

— А идти и не придется. Ярош отправился за нашими, как только они прибудут, а это минут десять — двадцать, мы сразу тронемся в путь.

Кивнула и тут внезапно подумала о том, что он совершенно обнаженный, а я у него на руках, и это видят два перевертыша, что остались с нами. Покраснев, выпрямилась и смущенно закашлялась.

— Ты не мог бы посадить меня куда-нибудь.

— Зачем? — Ирбис недоуменно нахмурился.

А я вспыхнула еще сильнее. Как же он не понимает элементарных вещей. Это для них это нормально, а для нас, людей, подобное поведение в диковинку.

— Ты без одежды… — зашептала в ответ, сделав страшные глаза. — Я не хочу, чтобы Киан видел тебя… нас вместе и в таком виде. А так ты посадишь меня на травку и вновь обернешься барсом.

Фыркнул и неожиданно улыбнулся:

— Если ты об этом, то я прикрылся. Можешь не переживать.

— Но ты не можешь держать меня на руках полчаса.

Снова непонятная, обезоруживающая улыбка, из-за которой я неожиданно смутилась и почувствовала себя юной семнадцатилетней девчонкой.

— А если мне нравится держать тебя?

— То это глупо, — парировала в ответ, не зная, что делать дальше. Вырваться у меня все равно не получилось бы, да и выглядело бы это страшно глупо. Но и сидеть просто так на его руках я не могла. — Ты так и не рассказал, к чему все это? Словно мы… пара.

Вздохнул так многозначительно, будто я сказала нечто глупое, но все же ответил:

— Перевертыши иначе относятся к женщинам. Наверное, потому, что нам покровительствует Богиня Луны. Женщина, особенно если она беременная, для нас — как живое воплощение Богини, и к ней надо относиться соответственно и уважительно.

Это я знала еще со случая в Академии, но все равно сказанное не объясняло его поведения.

— И? Зачем делать вид, что между нами что-то большее, чем есть на самом деле?

— Потому что уважающая себя женщина, особенно если она хорошая мать, никогда не закрутит интрижку с разовым сексом. Иначе отношение к ней будет совсем другим.

— О-о-о, — только и смогла выдохнуть я, быстро отводя взгляд в сторону, после чего тихо продолжила: — То есть из вышесказанного получается, что я, как добропорядочная женщина, должна спать с тобой… Сколько? Неделю, месяц? Сколько мне придется это делать, чтобы не прослыть у вас в Долине дамой легкого поведения?

— Миа, ты передергиваешь.

— Правда? — Все напряжение, злость, страх и боль, что накопились за последние десять минут, накрыли с головой. Впервые за долгое время я была на грани истерики. — Значит, я передергиваю, а ты — высоконравственный мужчина на страже добродетели бедной вдовы.