Девочка Рустама - Амина Асхадова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, если Рустам узнает, что на узи меня послали лишь через несколько недель, он устроит здесь погром? А если рассказать ему о том, как доктор напрямую «приглашала» на аборт? Боже, страшно даже представить настолько взбешенного Басманова.
От этого представления у меня язык прилип к небу и совсем перестал шевелиться. Сейчас точно не смогу сказать.
Спиной я почувствовала его размашистые шаги.
Он догнал меня. И тут же схватил за руку, но не чтобы ударить лопатками об стену, а… просто так.
Ведь самое страшное началось в машине. Глупо было противиться, когда Басманов открыл передо мной темно-коричневую дверь своего автомобиля.
И велел залезать. А затем рукой подтолкнул в намеке, что ждать моих раздумий он не намерен.
— Залезай, родная. Или тебе помочь?
— Я не беспомощная, — бросаю ему взгляд, полный равнодушия.
Хотя внутри творилась настоящая бездна. Которая с каждым прикосновением Басманова лишь усиливалась. С каждым шепотом и с каждым его словом.
— Это пока. Ведь легко бегать с плоским животом. Давай хотя бы к девятому месяцу остановимся и перестанем творить херню?
Шумно выдыхаю, пытаясь переварить сказанное им. И следом вздрагиваю от того, как он закрывает дверь. Размашисто и импульсивна. Рустам на взводе. Вот и защелкнулась моя ловушка.
И что значат его слова? Неужели он всерьез полагает, что я… буду с ним?
Рустам запрыгивает внутрь — легко и почти невесомо. Заводит машину, а затем тормозит и резко поворачивается ко мне.
— Давай сейчас отключим эмоции и притирки, Полина… — начал он.
— Поэтому несколько минут назад ты грозился меня шлепнуть? — перебиваю с иронией, — там есть свидетели, если что.
Порывистый вдох служит мне ответом.
— Мы еще поговорим, да. Мы еще поорем, родная. И ты еще сотни раз будешь пытаться с гордостью отстоять границы, которые теперь все равно размоются нашим общим ребенком, и ты примешь меня в свою жизнь…
— Ты явно преувеличиваешь…
Удар по рулю служит звоночком о лопнувшем терпении. Глухой удар, сильный. До покраснения мужской руки.
Я почти не дергаюсь.
Почти.
Кажется, я привыкла. Нрав горячий, импульсивность на месте. В этом весь Басманов.
— Ты можешь меня выслушать?! — бесится он, — хотя не надо. Бесполезно в твоем положении. Сейчас ты лишь ответишь мне на один долбаный вопрос! — заканчивает Рустам уже спокойнее.
— Вопрос? Ты умеешь спрашивать, Рустам? — вздергиваю бровь.
В темных, полных мрака глазах я прочитала желание ударить об руль. Себя.
— Твою мать… — выдыхает он, — когда мы до такого дошли, Полин?
Мужские, бесспорно сильные руки сжимаются в кулаки. И вновь разжимаются. Тяжелое дыхание сопровождается рваными движениями. Рустам на взводе.
Что это? Неужто лопнувшее терпение?
— Сейчас меня интересует твое самочувствие. Просто скажи мне, блядь, как ты себя чувствуешь?
Спокойный вопрос лишен покоя. Рустам дерганый, голос резкий. Он сдерживается из последних сил. Две беременные женщины для него уже чересчур. Одна — истеричная, другая — горделивая. Ломается терпение Басманова, ведь в импульсивном мужчине выдержка шаткая.
— Я…
Мой голос внезапно охрип. В нем появилась дрожь.
Меня давно не спрашивали, как я себя чувствую. Даже врач на осмотре — и у той не возникло такого вопроса. Кажется, что здесь и я ломаюсь.
— Родная, как ты себя чувствуешь? Что тебе сказали в этой долбаной поликлинике?
Басманов склоняется надо мной, пристально смотря мне в глаза. Пространство сокращается лишь до его широкой фигуры, заставляя чувствовать меня совсем беззащитной.
«Мне сказали, чтобы я приходила, как надумаю об аборте», — хочется признаться мне.
А я ведь даже не думала об аборте. Страшно было думать о таком, и не из-за того, что Рустам потом бы «шлепнул» меня. Я бы просто не смогла.
— Родная? — хмурится Басманов, заподозрив неладное.
— Рустам, мне не очень хорошо.
— Конкретнее.
Его голос становится жестким, отталкивающим. Рустам вновь заводит машину и, готовый тут же сорваться, почти нежно касается моей щеки:
— Ну, моя девочка? Болит что-то?
— Болит. Низ живота.
Я пытаюсь заглушить всхлип, но в последнюю секунду он все равно вырывается. Как и капля слезы, ставшая последней каплей в терпении Басманова.
— У этого врача талон на узи… на две недели вперед… и… она не смогла определить, беременна ли я, — делаю глубокий вдох, — срок, сказала, слишком мал для… осмотра.
— Что, блядь?
Я вздрагиваю вновь. Рустам сквозь зубы делает шумный вдох.
— Какие еще две недели? Ждать две недели, чтобы посмотреть, нормально ли развивается плод?!
Я боюсь сказать слово, чтобы не сорваться на слезы. И просто пожимаю плечами.
А Рустам хватается за руль и вжимает газ в пол.
А через несколько секунд обещает. Так обещает, что сомнения в этой угрозе у меня не остается:
— Я еще доберусь до этого врача.
Я киваю в пустоту, пытаясь дышать глубоко и размеренно.
А тем временем в груди разливается тепло и даже тяжесть спадает с сердца. С появлением Рустама в поликлинике у меня словно отобрали тело, и теперь он сам решает, что с ним делать.
А я в ситуации, где нет выхода, добровольно отдала ему это тело. Положилась на мужское плечо. Признала, что другого выхода нет.
Мне нужна его помощь.
И я не знаю, что будет дальше, лишь бы… лишь бы с ребенком все было хорошо. Ведь многочисленные тесты на беременность все как один выдавали две полоски, и задержка не давала шансов думать иначе.
— Полин? — слышу я жесткий голос.
Мужская рука резко накрывает мою. Я почти не вздрагиваю, а Рустам перекладывает мою ладонь к себе на колено. Я касаюсь ткан его джинс.
— Сейчас все будет по высшему разряду. Мама моего друга работает гинекологом. В той клинике, где мы были. Помнишь?
Я заторможенно перевожу взгляд на Рустама и несколько раз моргаю, чтобы «проснуться» и вникнуть в его слова.
Басманов продолжает:
— Заедем в аптеку, если нужны будут лекарства. А потом мы домой поедем. Ко мне. В наш дом. Я тебя положу в горячую ванну. Накормлю. И все, что я буду тебе говорить, ты воспримешь адекватно, ладно?
— Что ты будешь мне говорить? — уточняю хрипло.
К чему мне готовиться?
Басманов останавливается на светофоре, недовольно глянув на шестьдесят секунд ожидания. И поворачивается ко мне, полностью завладевая моим вниманием: