Сибирский аллюр - Константин Вронский

– Кто? – все еще сонно пробубнил Машков. – Догнал? – это слово мгновенно пробудило в нем дух борьбы. – К оружию! – закричал он. – Марьянушка, прячься! Я один задержу их!

И только схватившись за пистоль, разглядел Лупина, с блаженным видом попивавшего взвар. Варево остячки пахло на удивление соблазнительно и аппетитно.

– Александр Григорьевич! – удивленно ахнул Машков. – Молодец, батя!

Догнал нас все-таки!

Марьянка внезапно замерла, опустив протянутые было к отцу руки. «Я же Борька, – пронеслось в голове. – Мужчина! Я не могу вот так повиснуть на шее у другого мужчины!»

– Как… как ты, папенька? – спросила девушка и прижала руку к бешено бьющемуся сердцу.

– Да все кости болят, словно с медведем в лесу обнимался, – Лупин зачерпнул деревянной ложкой вкуснейшее варево. Остячка поставила еще три плошки на стол и враждебно уставилась на казаков. В ее взгляде читалось: да вам в жратву плевать надо, или потравить бы вас, как крыс! – Садитесь, давайте, есть будем.

Священник все еще звонил в колокол. Служители Божьи они все такие, любят позанудствовать. Охотники уже давно ушли в лес, лавка Строгановых еще не открывалась. Кто ж спозаранку покупать что придет?

Машков и Марьянка сели за стол, но к еде так и не притронулись. Увидев вновь Лупина, о голоде беглецы совсем позабыли.

– Ну, искал нас Ермак? – тихо спросил Машков.

Священник притомился звонить в колокол к заутрене, на которую никто так и не пришел, покашлял смущенно, сплюнул на пол и глянул в окно, может, появится все-таки хоть кто? Но в городе было пусто.

– Когда я деру дал, все еще спокойно было, – так же тихо ответил Лупин. – У нас часов семь в запасе есть, коли правильно я все рассчитал, – и Александр Григорьевич довольно огладил бороду. – Я лошадей, как черт, гнал. Но сейчас нам свежие лошадушки нужны. До Урала наши не выдюжат…

– Да есть здесь коняги! – прошептал Машков. Поп стоял у маленького алтаря, подле четырех неумело нарисованных икон и самозабвенно молился. – В конюшне церковной…

– Иван Матвеевич! – предостерегающим тоном произнес Лупин.

– А что лучше, батя: коня украсть или зазря погибнуть?

– Вот он, чертовски казацкий вопрос!

– Вспомни о нашем положении, Лупин!

– Может, с попом по-доброму сговориться получится?

– А что, церковь хоть что-то отдавала добровольно? Она, всегда такая благоразумная, разве обменяет хорошее на плохое? Я тебя спрашиваю, Александр Григорьевич!

Лупин вздохнул, допил взвар и с любовью глянул на Марьянку.

– Только сам все сделай… – тихо попросил он. – Я ж на все глаза закрою. Как-никак я теперь дьяк. Когда выезжаем?

– Не знаю, батя, – широко улыбнулся Машков. – Да и какой ты дьяк, тоже не знаю.

– Самим епископом Успенским в сан помазанный и посвященный! – возмутился Лупин. К званию дьяка он очень привык. И всегда оскорблялся, когда подвергали сомнению его сан. – Так когда выезжаем?

– Да прямо сейчас и выезжаем, – ответила Марьянка. – Возможно такое?

Лупин кивнул головой. Все его тело болело нестерпимо, сдавливало судорогой, горело. «На коня сами меня пусть затаскивают, – подумал он. – Вот как в седле окажусь, может, и оправлюсь…Что значит боль, когда дочушку через Пояс Каменный целой и невредимой провести надобно? Вот как до Пермских земель доберемся, тогда и из седла валиться начну. Я точно землю целовать буду. Как же, на Русь святую возвращаемся! И что нам тогда казаки?»

– Нам нужно одежу сменить! – вслух произнес Лупин.

– Зачем? – опешил Машков, поправляя пояс. – Я ведь еще не печник, а Машков Ванька, казак!

– Дурак ты! Да с тобой мигом царевы стрельцы расправятся, как с вором с большой дороги! – выкрикнул Лупин. – Али позабыл про то, что не больно ваше «лыцарство» жалуют?

– Нет, что за мир, что за люди! – скорбно вздохнул Машков и отложил в сторону ложку. – Мы этому царю Сибирь покоряем, мы его богатейшим государем в мире делаем, благодаря нам станет Русь когда-нибудь непобедимой… а он нас к казни лютой приговаривает! Вот это и есть царская благодарность?

Священник как раз закончил утреннюю молитву, подошел к столу, сел, глянул на троицу гостей несколько укоризненно.

– Жрете, а не молитесь! – с упреком произнес он. – Брат Лупин, а я-то на твою помощь рассчитывал!

– Я с казаками разговор о спасении души имел, – и Лупин чуть не подавился, увидев преподлейшую ухмылку Машкова.

– Вот и правильно! – весело воскликнул священник. Еще не подозревая, что уже через несколько минут радоваться ему будет нечему…

– Вот так-то! – важно кивнул головой Лупин. Покосился на Машкова, на дочь, понял, что они уже готовы. Тогда старик поднялся и поковылял к дверям. – Как там на улице?

– Солнечно и тепло, брат мой.

– Да, Господь добр к чадам своим…

Лупин постарался побыстрее выбраться из избы. Он захлопнул за собой дверь, пошел к лавке, которая, наконец, открылась, вытащил из кармана золотое кольцо, подаренное когда-то отцом Вакулой.

– Дайте за него портки и рубаху крестьянскую, – сказал он и выложил кольцо на прилавок. – Для мальца худого… только повыше меня, но вполовину тощее…

– За это кольцо, старик? – протянул приказчик строгановский. Он проверил кольцо на зуб, посмотрел на свет и презрительно хмыкнул. – Не такое уж оно дорогое…

– Оно такое дорогое, чтобы за него всем вам башку снести, – спокойно отозвался Лупин. – К чему строгановским людям старого человека обманывать? Портки, рубаху и сапоги в придачу, иначе сами без портков останетесь!

С грубыми людьми никогда толком не поторгуешься, особенно в такой глухомани, у черта на куличках. Кольцо действительно было не из дешевых, старик прекрасно знал об этом… А потому приказчик начал думать честно и быстро нашел на полках и в ларях все, что требовалось Лупину.

А тем временем в домишке священника дела шли далеко не так безоблачно и гладко.

Машков скинул с себя одежонку, оставшись в одной льняной исподней рубахе. Рубаха была короткой и почти ничего не прикрывала, остячка замерла, во все глаза уставившись на казака, и даже молоденький священник позабыл донести ложку до рта.

– Али ума совсем лишился? – прошептал он. – Хочешь на дворовую мою навалиться? В церкви, у меня на глазах?! Машков, Бога побойся!

– Да кому нужна эта овца косоглазая? – грубо рявкнул Машков. – Мне ты нужен, батюшка!

– Иван Матвеевич! – задохнулся от ужаса священник. Он подскочил на лавке, забился в угол, выставив перед собой крест, словно от черта косорылого защищаясь.

Машков задумчиво глянул на него, размышляя, а пройдет ли ему в плечах ряса поповская. А то еще чего доброго по швам трещать начнет. Вот по росту подойдет точно. Только плечи узковаты будут…