Заговор двух сердец - Кэтрин Куксон

Вот почему Вилли прощался с Жозефиной в своей спальне, бывшей когда-то детской, где они вместе росли. Его неожиданно удивила, глубокая печаль при мысли, что он ее теряет. Та ужасная ссора давно забылась. Во всяком случае, он о ней забыл. И сейчас, держа девушку за руку, всматриваясь в нее, он внезапно понял, как она прекрасна и необыкновенна. Улучшившееся зрение не обманывало. И он признался в том, что впервые осознал:

— Я буду очень по тебе скучать, Жозефина, очень.

Она молча смотрела на него сияющими глазами. Было впечатление, что у нее внутри горит пурпурный огонь. Вилли не мог видеть ее сжатые губы и воскликнул:

— Зачем ты уезжаешь? Мы были так дружны все эти годы. Даже будь мы на самом деле братом и сестрой, мы не могли бы быть ближе.

— Но мы не брат с сестрой, — произнесла она низким, глубоким голосом, никак не соответствующим ее хрупкой фигурке. — И мама сказала, что она все эти годы сомневалась. А теперь она просто убеждена, что ее муж не имеет ко мне никакого отношения. Но, жаль, что она сообразила это не сразу. А я, как только немного подросла, поняла, что никаким боком не принадлежу к этой расе… к твоей расе.

— Не говори так, Жозефина. Ты всегда будешь одной из нас. Ты… занимаешь особое место в моем сердце.

— В самом деле?

— Да-да. — Он прижал ее руки к своей груди, а она тем временем прошептала:

— Но недостаточно особое.

Вилли замер и выпустил ее руки. Зрячим глазом он увидел выражение лица девушки. В голове мелькнуло: «Нет! Нет!», и тут же: «Да, это правда». Жозефина любит его? И давно? Вот почему она не выносила Норин. Господи! Вилли ощутил тяжелый груз жгучей вины. Он понял, что несет ответственность за дальнейшую судьбу Жозефины. Ее отъезд…

Девушка поднялась с края кровати, а он беспомощно смотрел на нее, не в силах найти нужные слова.

— Мы… не навсегда прощаемся, ты можешь приехать, когда хочешь, или мы… Норин и я можем поехать в Америку.

Легкое презрение, смешанное с печалью, отразилось на лице Жозефины.

— Если бы я собиралась вернуться когда-нибудь, то сейчас бы не уезжала, — сказала она. — А уж тебе и вовсе не за чем тащиться через океан. Увидеть меня ты не сможешь — я на ранчо не задержусь. Мне хочется найти своих родственников. Я не успокоюсь, пока их не найду… Прощай, Вилли. — Жозефина вдруг, вместо того, чтобы чмокнуть Вилли в щеку, наклонилась и прижалась губами к его губам. Это случилось так внезапно и впервые, что обоим показалось, будто искры пробежали по жилам. Вилли машинально поднял руки и притянул девушку к себе. Но она тут же, уперевшись ладонями в его грудь, высвободилась и толкнула его назад, на подушки; затем, низко опустив голову, выбежала из комнаты.

Вилли лежал не шевелясь, уставившись в одну точку. Ощущение Жозефины… Что же, собственно, это было? Юноша задумчиво покачал головой, не найдя объяснения. Одно он знал наверняка: ему безумно жаль, что она уезжает, и что он никогда больше не увидит ее.

Вилли обвел комнату взглядом, затуманенным слезами.

— Я люблю Норин, — прошептал он. — Да, я люблю Норин. — В этом он ни на секунду не сомневался — он, действительно, ее любил. Но почему тогда он еле сдерживается, почему ему хочется вскочить, кинуться вслед за Жозефиной и умолять ее: «Останься. Останься, Жозефина».

Нельзя любить сразу двоих одновременно и одинаково. Это невозможно.

Он забыл, что он сын своей матери и поэтому унаследовал ее главную проблему.

— Мам, мам, ну сделай что-нибудь.

— Конечно, дочка, как только выдастся случай.

Они стояли на коленях по разным сторонам двери и разговаривали через замочную скважину.

— Я свихнусь, если еще здесь просижу.

— Если ты дашь ему слово, он тебя выпустит.

— Я не могу.

— Не глупи, девочка. Притворись. Скажи, что обещаешь. Поклянись, если потребуется, а как только он тебя выпустит, я помогу тебе уехать отсюда. У меня все готово, все вещи сложены и деньги есть.

— Ох, мам! — Девушка долго молчала. Затем сквозь слезы снова донесся ее голос: — Пойди в полицию, мама. Они заставят его выпустить меня.

— Да нет, девочка, я узнавала. Это семейное дело. Отцу разрешается наказывать дочь, так сказал констебль.

— Мам, от меня пахнет, я давно не мылась. Я здесь уже тринадцать дней… И помойное ведро переполнилось.

Люси посмотрела на лестницу и прислушалась. Хотя она вовсе не ждала появления мужа — Симон ушел на рынок. До этого он побывал здесь, приоткрыл дверь и сунул дочери еду.

Правда, он забыл воду для умывания, поскольку очень торопился. Меняя помойное ведро, он приказывал Норин стать в сторонку, брал полное ведро и вносил пустое.

Именно это полное ведро и видела сейчас мысленно Люси. Снова повернувшись к двери, она резко сказала:

— Слушай меня, Норин. Внимательно слушай. Когда он вернется, то обязательно будет выпивши, но не в стельку. Он соображает, что если перепьет, я могу обшарить его карманы и найти ключ. После того, как он засадил тебя сюда, он спит в задней комнате. Теперь главное. Я скажу ему, что обязательно нужно вынести полное помойное ведро. Когда он будет открывать дверь, держи ведро в руке. Сделай вид, что хочешь поставить его так, чтобы он смог дотянуться, а потом с размаха выплесни все помои ему в лицо. Ты слышишь?

— Помои?

— Да-да.

— Поняла, мама.

— И беги к двери. Я постараюсь распахнуть ее пошире. Внизу беги через гостиную, я оставлю окно справа открытым, оттуда мчись к калитке… Ты слышишь?

— Да, мама, продолжай.

— Доберись до старого сарая, я там оставлю для тебя сумку с одеждой и достаточно денег, чтобы продержаться какое-то время. Иди к дороге на Джэрроу. Там недалеко от заставы можно сесть в дилижанс. Ты все поняла?

— Да, мам.

— Он никогда не догадается, что ты пошла именно в эту сторону — решит, что ты прячешься в особняке. Но ради всего святого, дочка, если тебе дорога жизнь этого юноши, даже не приближайся к этому дому. Ты меня слышишь?

После небольшой паузы Норин решительно сказала:

— Да, я слышу тебя, мама.

— И ты обещаешь, что не пойдешь туда?

— Да, обещаю, мама.

— Ты ведь знаешь, что тогда он его обязательно убьет?

Не сразу девушка отозвалась:

— Да, я знаю. Но вот что я тебе хочу сказать, мама. Если бы у меня сейчас был нож, а не ведро с помоями, я бы всадила его в отца. Не сомневайся.

— Ох, Норин, не надо так говорить. Ведь он любит тебя, поэтому и ведет себя так.

— Ха, любит! Он не меня любит, мама, и не из-за этого бесится, и ты это знаешь. Наверное, он чересчур хорошо думал о себе, когда был молодой. Разве мог он простить, что кто-то от него отказался. До сих пор не может. Ты знаешь, что это такое?